"Алексей Смирнов. Мор (повесть)" - читать интересную книгу автора

аккуратно сложенных в верхнем отсеке. Бумага была плотная и чуть желтоватая,
Свирид взял себе добрую половину.
Но спрятать добычу не сообразил. Возможно, ему подсознательно хотелось
быть пойманным, ибо совершилось по-настоящему тяжкое преступление. Его
застукали очень скоро; он едва успел написать заглавие: "Загадочный свет".
Буква "У", маленькая, уже стояла в правом верхнем углу листа, как будто
знаменовала собой начинание серии.
Влетело не особенно сильно, однако бумагу отобрали, устроили целую
демонстрацию. Медленно провели Свирида в отцовский кабинет, медленно сложили
украденное на прежнее место. По ходу дела мать твердила, что
"никогда, никогда в их семье не случалось воровства - ни по отцовской
линии, городской, ни по материнской, деревенской". А домработница Валя даже
светилась изнутри и поджимала губы, имея случай понегодовать и порадоваться,
что в краже не обвинили, как это обычно бывает, прислугу.

2

Ко Дню Победы Свирид подрос достаточно, чтобы ликовать со всеми вместе
и пестовать в себе предощущение прекрасного будущего, в котором теперь уж
наверняка все будет замечательно. Гремел салют; заряды, не выдерживая
напряжения восторга, на миру умирали рассыпчатой красной смертью. Каждая
вспышка отпечатывалась в сознании Свирида чувством причастности к победе -
похоже было, что и он каким-то образом сумел победить и раздавить кого-то
ночного и гадкого, в противогазе и белом халате. Ждали возвращения отца; тот
задерживался. В последующие дни и недели все чаще звучало озабоченное слово
"Япония", но и оно не могло нарушить прочного чувства умиротворенности в
целом. Какая такая Япония? "Что это еще за географические новости?" -
повторяли иные за Маяковским, хотя поэт имел в виду Польшу.
"Ничего", - заносчиво говорили вокруг.
И действительно - ничего; с подозрительной Японией разобрались
удивительно быстро и снова не без участия отца, который теперь действовал на
Тихом океане.
На эту глупую Японию, посмевшую тягаться с народом-победителем,
сбросили какие-то страшные бомбы; это сделали американцы, но Свирид
почему-то считал, что без отца здесь не обошлось - ведь отец тоже воевал с
Японией, а разве можно было что-нибудь сделать без его командирского ведома?
Бомба, способная уничтожить город, это тебе не пачка бумаги из запертого
стола!
Осенью он вернулся: квадратный, красный, усатый; в объятия к нему
набились все, даже Валя, и отца хватило на всех - казалось, влезли бы и
другие, найдись они, ибо отцовские руки непостижимым образом удлинились, а
ладони увеличились и превратились в некие военно-морские лопасти.
Вечером собрались гости, все больше военные. Они ужасно накурили, а
разговаривали громко, отрывисто, то и дело заливаясь раскатистым хохотом;
затопали сапоги под тягучий, словно повидло, мотив; патефонная иголка
подпрыгивала, из-под двери в гостиную струился сложный туман. Младший
Свирид, утомленный застольем, уже лежал в постели и постепенно засыпал под
веселый грохот, который выравнивался, обретал монотонность и уплывал с
папиросным дымом в форточку. Воображая себе этот полет, Свирид сонно чертил
корявую ножку с парой усиков, похожих на букву "У". Давнишнее видение уже