"Игорь Смирнов. Бухенвальдский набат" - читать интересную книгу автора

Хильдесгайме и Галле:
- Иван Иванович, что творится! Около соседнего барака зеленые волокут
за ноги человека. Приподнимут, а потом бросят лицом на землю. У него уже
лица нет, одно кровавое месиво. Добивают, сволочи! Что же делать? Что
делать-то?
Я побежал с ним. Около соседнего барака - никого. На месте происшествия
только труп в одежде узника. Его лицо в луже крови.
- Идем скорей отсюда, - сказал я Якову. - Нам еще рано вмешиваться в
жизнь Бухенвальда. Мы ее не знаем. Надо сначала узнать ее...
Я видел много смертей и сам убивал людей в азарте штыковой атаки, но
здесь не могу понять, как это товарищи по несчастью могут убивать друг
друга, издеваться один над другим. Заключенные утопили в корыте
заключенного. Сейчас зеленые растерзали неизвестного узника. Что происходит?
Как все это понять? В лагерях военнопленных, казалось, все было проще. Ну,
попадались, конечно, предатели, и не всегда их можно было сразу разгадать.
Были слюнтяи, которые пробовали выслуживаться перед охранниками за лишнюю
пайку хлеба. Но ведь остальные-то сотни, тысячи - это люди честные, ставшие
жертвами войны. Они стремились и в трудных условиях плена сохранить честь
советского солдата. А здесь! Кого здесь только не было! В шрайбштубе
работают чехи, в бане - зеленые немцы, на блоках старостами тоже немцы.
Говорят, на других блоках есть поляки, французы, бельгийцы, югославы... И
кого-кого только нет! И отношения между людьми здесь напряженные, странные,
а начальству до всего этого дела нет. Каждый барак в ведении эсэсовского
блокфюрера, но они бывают на блоках только перед проверкой, днем почти не
появляются, возложив все руководство на старост из заключенных. Так что
узники предоставлены самим себе. Каждый разбирайся сам в обстановке, сам
находи и сам выбирай друзей.
Что касается друзей, то я уже выбрал их - Яков Никифоров и Валентин
Логунов.
С Яковом мы познакомились в последнем лагере военнопленных. Таких людей
сразу замечаешь. Темноволосый, с большими усами, подвижный, острослов и
весельчак, он всегда собирал вокруг себя людей, небольшим, но приятным
баском пел советские песни, был неистощим на анекдоты. До войны он работал в
цирке, был музыкальным эксцентриком. В его быстрых, ловких руках любой
предмет, даже палка, полено начинают звучать знакомыми мелодиями. Он так же,
как и я, попал в штрафной барак за антифашистскую агитацию. Там нас было
пятеро - еще двое молодых моряков и пехотный капитан. Так всех пятерых нас
привезли в тюрьму Хильдесгайма, потом в Галле. Так впятером, слившись с
другой группой, мы приехали и в Бухенвальд. Морячки и капитан в первые же
дни прибились к другим компаниям и как-то потерялись из вида, а Яков
держался рядом со мной. Только из Якова Никифорова он превратился в Якова
Гофмана, Как сняли с него в Бухенвальде пышную шевелюру и усы, так всем
стало ясно, что за Никифорова ему трудно сойти. А евреям в Бухенвальде
особенно трудно. На наших глазах в бане корчился в смертной агонии
пристреленный еврейский юноша. Якова нам удалось тогда затолкать в кучу
между собой и провести в душевую.
Логунов прибыл в Бухенвальд тоже вместе с нами, но сошлись мы только в
карантинном лагере. Мне он сразу понравился: невысок, но ладен, энергичен,
решителен, глаза большие, непримиримые, непокорные. Он намного моложе меня,
ему еще нет и тридцати, а для меня он товарищ. Еще в машине я приметил его: