"Игорь Смирнов. Бухенвальдский набат" - читать интересную книгу автора

он был скован цепью по рукам с другим заключенным по фамилии Иванов. Только
самых опасных преступников, отъявленных бегунов эсэсовцы сковывали при
перевозках. Он таким и был, старший лейтенант Валентин Васильевич Логунов.
Наши места на нарах рядом, и по вечерам Валентин рассказывает мне и Якову
свои злоключения. И я начинаю понимать: редких качеств человек попался нам в
товарищи.
Того, что ему довелось пережить, хватило бы на десятерых. А он жив,
неиссякаем в своей жизнерадостности и упрямстве и нас заражает своей
неистовостью. Смотрю я на него и горжусь: каких людей воспитала Красная
Армия, и я к этому немножко причастен! Рассказы его нескончаемы, говорит он
красочно, образно, и я не перестаю удивляться, как он только помнит все. Да
и то сказать, трудно забыть, если столько плетей и палок прошлось по твоему
телу...
Помнит Валентин черный силуэт взорванного моста над тихой речкой и на
нем черные фигурки - это гитлеровцы перебираются на наш берег. Стучит
пулемет в руках Логунова, и черные фигурки валятся с моста. Тогда разрывы
мин встают перед его окопом, и снова по искореженным фермам моста
перебираются черные фигурки. И снова бьется пулемет в его руках. Каково же
было его отчаяние, когда он очнулся в окопе полузасыпанный, оглохший,
беспомощный и понял: от немцев не убежать, вот они - рядом...
Но из лагеря в городе Луга можно убежать, и можно пройти эти
нескончаемые леса и болота, и можно убедиться, что не один ты хочешь бить
фашистов. Недолго существовал партизанский отряд Николая Селиванова,
гитлеровцы загнали его в леса и уничтожили. Осталось только семеро бойцов, и
Логунов в их числе. Мала банька на лесной опушке, а ощетинилась - не
подступишься. Мнутся фашисты, не знают, как выкурить партизан. Только огонь,
охвативший баньку, заставил их замолчать. Вот они - почти неживые. И вымещая
злобу, бьют их гитлеровцы, бьют, топчут сапогами, колют штыками, а потом
привозят в лагерь пятерых: нате, делайте, что хотите... День идет, другой,
третий - темно в карцере, болит, ноет тело. Но все-таки можно сесть. А раз
можно сесть - то, пожалуй, можно и встать. Ноги держат. Это удивительно,
конечно, но ноги держат. Шаг, другой, "Братцы, они думают, что мы кончены, а
мы...". Трое бегут из карцера. В многотысячном муравейнике лагеря
обязательно найдется кто-нибудь, чтоб спрятать, подлечить, подкормить.
Это называется товарищество.
Четверо пробираются по ночам глухими дорогами от деревни к деревне. За
их плечами остался лагерь и пылающий склад с боеприпасами. Осторожно,
товарищи! Но как не доверяться людям, от них принимаешь кусок хлеба. Но от
них получаешь... - и пулю. "Неужели не выдержу?!" - думал Валентин на пятый
день побоев, валяясь на грязной соломе в чужом сарае. Выдержал! Ничего, что
снова лагерь. И еще выдержим! И убежим! Надо только держаться вместе,
группой. Не может быть, чтоб сорвалось. Все продумано.
Но сорвалось...
Стучат колеса под полом вагона, стучат... Все дальше на запад катит
паровоз. А если навалиться всем и вышибить тяжелые двери? Куда там, вон эти
- перебежчики - подняли визг. Взвилась ракета, заскрежетали тормоза, и
началось... Несколько трупов скатилось с насыпи.
Режица. Лагерь. Но и в этом лагере свои ребята. "Неужели погибать
здесь? Попробуем все-таки не погибнуть". Сущим пустяком показались боли от
пинков и побоев, принятых раньше. Вот эта боль... Твои руки отрываются от