"Игорь Смирнов. Бухенвальдский набат" - читать интересную книгу автора

камнями. И при этом поют. Им нельзя не петь - забьют насмерть, эсэсовцы, как
собаки, следят за каждым нашим шагом, ни на минуту не разогнешь спину.
- Что у тебя с ногой? - спрашиваю я.
- Это пройдет. Я помог одному чеху. Молодчики из СС веселились на горе
и бросили в яму бутылку. Она угодила в голову одному чеху. Ну, осколки,
тфовь... А я перевязал. На меня налетел форарбайтер, бригадир из зеленых, и
вышиб из рук большой камень. Вот камнем мне и придавило ногу...
- Как же ты теперь будешь работать?
- Не знаю. Может, за ночь полегче станет. Вы-то как, Иван Иванович?
Что мне рассказывать? Теперь я понимаю - моя работа не самая тяжелая.
Можно потерпеть. Копай потихоньку...
К нам подошел Ленька Крохин и, осторожно оглядываясь, достал из-за
пазухи сверток, подал Валентину:
- Чехи велели передать.
Валентин смотрел на Леньку удивленно.
- Ну, что смотришь? Раз дали, значит есть за что. Бери и пользуйся. А
завтра утром велели тебе в лазарет наведаться. Может, освобождение получишь.
Вот так-то! - Ленька заговорщически улыбнулся. Приятель? - кивнув в сторону
Валентина, спросил меня.
- Приятель. Приехали вместе.
- Ну, ничего, живите...
И отошел.
Минуту мы сидели молча. Потом Валентин развернул сверток. В нем
оказались сигареты, носки, теплый свитер, кусок настоящего копченого сала.
Для Бухенвальда - это царский подарок...
Валентин повеселел:
- Ничего, Иван Иванович, не пропадем, как видно. Я уже здесь нашел
кое-кого из Хартсмандорфа. Отчаянные ребята...
Хартсмандорф, как рассказывал Валентин, - это лагерь для беглецов,
пойманных на дорогах Германии. Сюда свозили их для выяснения личности и
наказания, отсюда развозили по разным лагерям и штрафным командам. Оттуда
они снова разбегались и снова встречались в Хартсмандорфе. Иногда по
нескольку раз. Конечно, на таких парней можно положиться...
- Ну, что ж, Валентин, - говорю, - пока живы, будем жить... Теперь не
потеряемся. А ты познакомь меня со своими ребятами. Ладно?
Но на следующий день Валентин снова пропал с моих глаз - и надолго -
его положили в лазарет...
...Мы работаем вместе с Джоном уже недели две. Постепенно приноровились
друг к Другу, наши движения стали слаженнее и расчетливее. Мы уже
обмениваемся простыми фразами и, помогая мимикой и руками, неплохо понимаем
Друг Друга. Чем я понравился Джону - понять не могу, но наши взаимные
симпатии могут быть началом дружбы. Я замечаю, что он вообще жмется к
русским, словно ища поддержки. Но чем мы можем ему помочь? Самые голодные и
обездоленные в лагере - это русские.
По вечерам возвращаемся в лагерь, едва переставляя ноги. Все, конечно,
устают. Но я, кажется, где-то у последней черты. Джон подбадривает меня.
- Comrade Russion, do not fall, крепись. If you fall they'll kill you!
Я понимаю, он предупреждает: "только не падай, крепись, иначе они
пристрелят тебя".
И я двигаю свои тяжелые, отекшие ноги и выстаиваю поверку. Но уж