"Игорь Смирнов. Бухенвальдский набат" - читать интересную книгу автора

бывшего артиста балета, жившего на нашем блоке, я отправился к французам. На
всякий случай предупредил о своем визите Валентина Логунова. Собирался взять
с собою Василия Цуцуру, но раздумал: Васька-парень смелый, но слишком
порывистый, необузданный. Как бы дров не наломал...
В тот час на французском блоке оставалось немного народу. Барон лежал
на своем месте. Его худые грязные ноги свешивались с нар. Не удивительно:
большая половина нар завалена мешками, мешочками, свертками и узелками. Я
объявил барону, что пришла санитарная комиссия, велел ему сойти с нар и не
мешать.
Перед моим лицом поднялась маленькая головка, худое вытянутое лицо с
горбатым носом и мутными глазами. Сухонькие ноги послушно сползли с нар.
Барон оказался маленьким и тощим. Поддерживая штаны на втянутом животе, он с
ворчанием отошел в сторону.
Стали подходить французы. Все они тоже тощие, почти у каждого на шее
шарф или тряпка. Вот чудаки! Русские все, что найдут для утепления,
наматывают на ноги, а французы - на шею. Кто из нас прав?
Подошедшие переговаривались громко, не стесняясь. Я чувствовал в их
голосах явное недоброжелательство. Анатолий Смирнов переводил мне отдельные
выкрики:
- Вот русские, народ неугомонный!
- И что им надо от старого человека?
- Оберут его начисто!
- Давайте прогоним их!
Но тут вплелись другие голоса:
- Русские никогда нам ничего плохого не делали.
- Пусть проверяют. И мы посмотрим, что у старикана запрятано...
Быстро взглянув на собравшихся, я успел заметить знакомых ребят с
нашего блока. Откуда они взялись? И Васька Цуцура подмигивает мне: валяй,
мол, Иван Иванович, в случае чего мы здесь.
В стороне стоят Пауль и Фредерик Манэ.
Недовольство толпы нарастало, и я поспешил ускорить процесс
"раскулачивания". Из мешков и мешочков извлекал консервы, помятые пачки
печенья и плитки шоколада, заплесневелые мясные копчености и рыбу, отдающие
мерзким запахом гнили, прозеленевшие куски сыра. Все это я аккуратно
раскладывал на столе, чтобы все было видно. Люди жадно смотрели на вкусные
вещи и все-таки брезгливо отодвигались от дурного запаха. Настроение
наблюдающих явно переменилось. Теперь крики возмущения относились, пожалуй,
к барону. Вдруг один из французов, длинный, сухой, разразился громким
хохотом. Хохотал он заразительно: хватаясь за живот, приседал, громко хлопал
себя по ляжкам. И этот смех вдруг охватил всю толпу. А барон стоял невдалеке
и смотрел на все мутными глазами, словно не понимая, что происходит.
Оставив ему немного продуктов, я обратился к блоковому тоном, не
допускающим возражения:
- Все, что протухло, немедленно уничтожьте, остальное распределите
между слабыми в вашем блоке.
С этими словами я двинулся через толпу к выходу. А барак гудел криками
одобрения.
Нет, мы, русские, не волки. Прав Пауль Шрек. Мы не волки! Даже когда
обстановка толкала к состоянию озверения, мы находили в себе силы не быть
волками.