"Игорь Смирнов. Бухенвальдский набат" - читать интересную книгу автора

приемник, они же возились со вторым. С ними рядом работал Вячеслав Железняк,
парень на все руки. Это он предложил смонтировать приемник в старом ведре,
какие стояли на каждом блоке с сапожной мазью. Сверху вставлялась плотная
крышка с мазью, а под нею приемник, наушники, антенна. Ведро нарочно помяли
и держали его у входа то в первый, то в седьмой барак. Место это оказалось
очень надежным. Даже когда по чьему-то доносу на блок нагрянула орава
эсэсовцев и перевернула в бараке все вверх дном, ведро невинно стояло у
двери, не привлекая ничьего внимания. Ничего себе испытание для нервной
системы тех, кто знал, что находится в ведре под сапожной мазью! Целый отряд
эсэсовцев мечется по блоку, вспарывая матрацы, обдирая обшивку стен,
вскрывая половицы, выбрасывая посуду из шкафа, а они стоят во дворе, не смея
ни перенести ведро, ни прикрыть его чем-нибудь. С вышки на них уставились
два пулеметчика, наблюдая за каждым подозрительным движением у блока. Сапоги
эсэсовцев угрожающе протопали мимо тайника, чуть не задевая за него, и
удалились ни с чем.
Однако этот случай все-таки насторожил подпольщиков. Решили перенести
приемник в свинарник. Он стоял в стороне от жилых блоков, сюда редко кто
заглядывал. Вместо сапожной мази в ведро налили солидол, и приемник служил
нам исправно до самого дня освобождения. Ежедневно Лев Драпкин слушал
Москву, а специальные люди разносили вести по лагерю.
Так день ото дня русское подполье крепло организационно, росло
численно.
Май 1944 года для нас с Кюнгом ознаменовался событием, сыгравшим в
нашей бухенвальдской жизни большую роль: нас ввели в русский политический
Центр вместо Александра Купцова и Ивана Ашарина, которых отправили в один из
филиалов Бухенвальда с заданием развернуть там подпольную работу. Как члену
Центра мне поручили по-прежнему возглавлять формирование русских боевых
отрядов, Кюнгу - заняться организацией безопасности.
К этому времени он уже кое-что успел сделать на нашем 30-м блоке:
подобрал командиров рот, взводов. Продолжать работу надо было кому-то
другому. Выбор пал на Сергея Харина, появившегося летом на 30-м блоке.
Этот человек сразу привлек мое внимание. Несмотря на худобу, в нем
угадывалось могучее сложение, какое-то спокойствие и величавость. "Рыбак
рыбака видит издалека", -говорит русская пословица. Сергей Михайлович Харин
- тоже подполковник, артиллерист, командир артиллерийского полка. Мы сразу
нашли общий язык. Где бывали да с кем воевали, в каких местах служили, кто
командовал. Нашлись общие сослуживцы. И вот уже Сергей Михайлович осторожно
намекает, что неплохо бы создать в Бухенвальде подпольную военную
организацию, чтобы всем скопом напасть на фашистов, овладеть оружием и уйти
в горы Тюрингии партизанить.
Я слушаю, а сам ничего не говорю. Осторожность прежде всего! Рыжий
хвост над трубой крематория красноречиво напоминает об этом.
При встрече с Николаем Кальчиным говорю: нельзя ли что-нибудь точно
узнать о Харине, еще раз убедиться, что свой, что его можно привлечь к нашей
работе. Николай пообещал. Дней через пять сообщил:
- Все точно, как он и говорит: воевал с первых дней войны, командовал
артиллерийским полком под Ленинградом. В январе 1942 года, выходя с группой
бойцов и командиров из окружения, был ранен в шею и попал в плен. В лагерях
военнопленных призывал товарищей срывать приказы гитлеровцев, разлагал
охрану из украинских националистов, вредил на военных заводах. Побывал в