"Игорь Смирнов. Бухенвальдский набат" - читать интересную книгу автора

и возможностям. А вот позвольте спросить вас: вы так хорошо говорите
по-русски, как не может говорить немец. Вы, видимо, русский?..
Говорю так, а сам думаю: сейчас он вскочит, заорет, а то еще и двинет
по физиономии, чтоб не забывался, но все-таки добавляю так простодушно:
- Это я потому спрашиваю, чтоб наша беседа приняла откровенный
характер...
Унтер-офицер ответил надменно:
- О нет, я - чистокровный немец. В России я только жил, в Ленинграде.
Там родился, вырос, окончил институт.
"Вот ты что за птица!"- думаю, и говорю ему:
- Ну, по вашему пути, господин унтер-офицер, я не пойду. Откровенность
за откровенность. Мне не раз предлагали перейти на немецкую службу. Но ведь
это была бы измена Родине.
- Я тоже люблю свою Родину, - поспешил ответить мой собеседник. - Но я
считаю родиной Германию, поэтому я и счел своим долгом принять немецкую
службу.
Тут уж я не выдержал:
- Как же так, - говорю, - родились вы в России, учились в России, а
родиной своей Германию считаете? Да какое вам дело до Германии, если Россия
вас вспоила, вскормила, образование дала?
- Я считал бы своим отечеством Россию, не будь там большевистской
власти.
Меня прорвало:
- Ах, вон что! Но судя по вашему возрасту, именно большевистская власть
вас на ноги поставила...
Не найдя, видимо, доводов меня образумить, унтер-офицер поднялся со
словами:
- Мы с вами еще побеседуем. Зайду еще раз.
Когда унтер-офицер вышел, в комнате послышался приглушенный смех.
Оказывается, во время нашего разговора зашли санитары. Я их не заметил в
пылу спора. И сейчас один из них сказал:
- Здорово, товарищ подполковник, вы его раздраконили! Так ему и надо,
изменнику!
После этого разговора с немецким унтер-офицером ко мне стали
подсаживаться товарищи по бараку. Все они были полуголодные, больные,
совершенно подавленные многомесячным пленом. Никто ничего толком не знал о
событиях на фронтах. Пленных без конца обрабатывали вербовщики, призывая, а
подчас и принуждая вступать в немецкую армию. Не все были одинаково сильны
духом, некоторые растерялись, в душе их бродили разные сомнения. Откровенные
дружеские беседы не позволяли людям окончательно упасть духом, поддерживали
в них стойкость.
Однажды поздно вечером ко мне подходит санитар и шепчет на ухо:
- Товарищ подполковник, просим вас зайти в нашу комнату.
- Зачем?
- Побеседовать хотим.
- А много вас?
- Человек пятнадцать-двадцать,
- В лагере рискованно проводить митинги.
- Там все наши, советские ребята. Не беспокойтесь, мы и охрану
установили на случай появления подозрительных.