"Игорь Смирнов. Бухенвальдский набат" - читать интересную книгу автора

В комнате санитаров прямо на полу расположились человек двадцать. Все в
залатанных-перелатанных обносках. Лица худые. В глазах настороженность.
Посреди стоит табурет, мне его услужливо пододвигают. Я сел. Воцарилось
молчание. Несколько пар глаз шарят по моему лицу.
- Зачем вы меня позвали, товарищи? - спрашиваю наконец.
В ответ опять молчание.
Вдруг один решается.
- Появился еще один вербовщик в фашистскую армию. Говорит, Москва и
Ленинград пали.
Старая песня! Неужели до сих пор кто-то может этому поверить?
- Враки! - говорю. - Как же могут они Москву взять, когда по всей
Германии траур объявлен по случаю разгрома под Сталинградом? И Ленинград
стоит. Нечем им взять Ленинград, лучшие их армии на Волге побиты. Да и
никогда я не поверю, чтоб Ленинград мы сдали. Весь народ вместе с армией
будет стоять за Ленинград, как в прошлом году стояли за Москву.
- Он еще говорит, будто армия наша разбегается, в стране беспорядки.
Призывает идти в Россию с немецкой армией порядки наводить.
- Они потому и призывают нас в свою армию, что своих солдат не хватает.
Посмотрите, кто лагерь охраняет - хромые, старичье, которым бы дома сидеть
да пиво тянуть.
Говорил я то, что сам думал, в чем убежден был больше всего на свете. А
что я им еще мог сказать? Ведь у меня тоже никаких точных сведений не было.
Так, наблюдал, как немцы себя ведут, прислушивался, кто что скажет, и
сердцем отбирал то, что считал правдой.
Вот и тогда говорил:
- Давайте лучше поможем нашей армии в борьбе с фашизмом. Ведь мы все
солдаты...
Неуверенные голоса:
- Что мы можем сделать? Держат нас здесь, как скотину!
- Как что сделать?! Многое можем сделать. Из лагеря выводят на работу -
при первой же возможности разбегаться. Разбегаться в одиночку и мелкими
группами. А по пути все уничтожать, что можно: мосты, железнодорожные пути,
скирды хлеба, сено. Пусть фашистские головорезы получают на фронте "добрые
вести" из дома.
Я говорил тогда жарко и видел, как оживают глаза сидящих на полу худых,
грязных, оборванных людей.
- Только, братцы, - просил я, - не вставайте на путь измены! Это, даже
если и Родина вам когда-нибудь простит, сами себе не простите, совесть
замучает...
Через несколько дней за мной пришел немецкий солдат. Меня провожают
десятки пар доброжелательных глаз. Услышал вдогонку:
- Доносчика найдем и мешком накроем. Не сомневайтесь, Иван Иванович.
По дороге в комендатуру прикидывал: "Что это результат разговора с
унтер-офицером или донос о нашей недавней беседе? Последнее опасней.
Унтер-офицер, пожалуй, не донес на меня. После того разговора он заходил еще
раза два. Правда, в разговоры больше не вступал, но приносил сухари, вернее,
сушеные хлебные корки. И я все тогда думал: может, мои слова все-таки задели
в нем какие-то струнки, посеяли сомнения..."
Пока я все это прикидывал, меня ввели в комнату с большими
канцелярскими столами, за которыми сидело не меньше десятка ефрейторов и