"Александр Смольяков. Тот самый ГИТИС " - читать интересную книгу автора

Дездемону: "Вы делайте так, как в "Жизели" делает Галина Сергеевна, и тогда
это будет то, что нужно". В сорок третьем я вернулась в Москву с дипломом
журналиста, пошла работать в "Комсомольскую правду" и восстановилась в
ГИТИСе на третьем курсе театроведческого факультета. Здесь оказалось
замечательным то, что руководителем курса был Григорий Нерсесович Бояджиев,
который тоже прошел школу Юрия Александровича Завадского. Он родился в
Ростове-на-Дону, там окончил университет и работал в литературной части
театра Завадского, который был выслан из Москвы со своей студией. Таким
образом я из рук Завадского перешла в руки Бояджиева. И это нас сроднило.
Я помню, как по возвращении писала свою первую курсовую работу в ГИТИСе
на серой оберточной бумаге - другой не было. Писала я об "Отелло", о
репетициях и о рождении спектакля. И Григорий Нерсесович заявил, что мне
надо дать Сталинскую стипендию. "Отелло" Завадского был близок Бояджиеву.
Вообще он прекрасно вел семинар по критике. Полгода я пыталась совмещать
работу в "Комсомольской Правде" с ГИТИСом, но поняла, что сессия
приближается и вряд ли это получится. И ушла из газеты.
- Кто вместе с вами учился на курсе?
- На первом курсе со мной учились очень симпатичные ребята, но вы их не
знаете и никогда не узнаете, потому что почти все они погибли. Когда же я
вернулась на третий курс, то попала в замечательную компанию. Это Бачелис
Татьяна Израилевна, жена Рудницкого. Это Марианна Николаевна Строева. Курс
был женский. Когда мы кончили пятый курс, то Дживелегов, Бояджиев, Асеев,
собравшись, заявили: "Итак, значит, Таня и Ара (Ара - это я, так меня
называли в студенческие времена)! Вы идете в аспирантуру Института
искусствознания! Марьяна и Гуля (она сейчас не работает в театре), идете в
аспирантуру ГИТИСа! Так что вопрос с аспирантурой решался ими. Бояджиев был
великолепным руководителем, очень хорошо это делал и, конечно, больше всего
помнится он, но не только он. Недаром свою книжку об Уайльде я начинаю
воспоминаниями об Абраме Марковиче Эфросе, потому что тему Уайльда мне дал
он. С ним было тоже очень интересно работать. Человек большой культуры.
Помню, как мы дежурили в ГИТИСе до конца войны. Сижу я перед дверями ГИТИСа
на стуле. И вдруг идет какой-то удивительно красивый, но прихрамывающий
молодой человек. Это вернулся с фронта, из госпиталя Андрей Гончаров. Мы и
раньше были знакомы, но я запомнила именно эту встречу. Так хорошо было, что
он вернулся! Он сказал: "А кто тут еще есть?" "Никого, я дежурю" А чего было
дежурить, не совсем понятно. Ну, поговорили, посидели, и он ушел. Но эта
встреча показалась мне предвестницей мира. Мальчики возвращаются!
- Когда вы пришли в ГИТИС уже в качестве преп о давателя?
- Сначала в 1959 году я пришла на заочное отделение и вела семинар по
критике. А после смерти Бояджиева я стала заведующей кафедрой. Это 1974 год.
- Как отразилась эта утрата на жизни театр о ведческого факультета?
- Мне кажется, что его довольно легко забыли. И его книга "От Софокла
до Брехта" и другие сейчас не очень охотно и увлеченно читаются.
- Постановление о борьбе с космополитизмом вас коснулось?
- Дело в том, что меня в ГИТИСе тогда не было. Но, конечно же, я обо
всем знала. Бояджиев очень дружил со своими учениками. А курс был женский,
ученицы сплошные. И его уволили из ГИТИСа, из Института искусствознания -
отовсюду; мы, его ученицы, решили, что главное - чтобы он не голодал, что
его надо кормить. Кто был ближе всего к Григорию Нерсесовичу: Таня Бачелис,
Нея Зоркая, Инна Вишневская, я и, может, еще один-два человека. Мы