"Валерий Смирнов. Как на Дерибасовской угол Ришельевской" - читать интересную книгу автора

Говнистый между прочим проболтался, что спешит за ящиком шампанского. Потому
что в Одессу попал один его кореш, он хочет отпраздновать досрочное
освобождение, которое устроил себе без разрешения тюремного начальства. И
нагло называет фамилию этого кореша, а также хату бабы, где завтра он будет
ждать Говнистого, чтобы замочить эту радость.
Лабудов срочно вспоминает, что у него репетиция, и бежит в свою родную
оперу под названием "кабинет доверия". И перед тем, как скакануть в какой-то
из родных домов - Лабудов с одинаковым удовлетворением стучал в самые разные
организации - флейтист зыркает на стенд у стены, за которой сидит милиция. А
там нагло лыбится на желтой газетной бумаге этот самый кореш Говнистого,
между прочим говоря, наиболее отъявленный товарищ из всех изображений вокруг
себя.
Если бы Лабудов настучал ментам, как это было в натуре, то после их
беспримерного штурма, во время которого Панич сверкал голой жопой по Садовой
улице, они бы решили отблагодарить Говнистого. Но Лабудов был не просто
скупердяем, а еще и тщеславным. Он указал в своем очередном отчете, что
лично с риском для жизни и материальными затратами выследил, где скрывается
опасный рецидивист. На что и рассчитывал предусмотрительный Говнистый.
Поэтому после того, как регулярно плативший ментам Я Извиняюсь перестал
разгонять табачный дым своим костылем у их виноватых морд, Лабудов сидел
дома морально удовлетворенный и мечтал, паскуда жадная, о материальном
поощрении. И когда другого крайнего менты не придумали, они позвали к себе
верного стукача. Лабудов перся на конспиративную квартиру с таким видом,
будто он разгромил Лэнгли. Но через две минуты после того, как флейтист
переступил порог, его начали награждать с такой энергией... Короче, он
сильно стал жалеть за то, что весь из себя не резиновый.
Примерно так же обошелся со своим сыном и старый Я Извиняюсь, когда
понял, что грозная фамилия Панич превратилась в очередное посмешище Одессы.


* * *

Когда папаша Я Извиняюсь немножко отошел от своего характера, его сынок
начал осторожно выдавать соображения уже почти без риска получить костылем
по морде. И что предложил этот любитель искусства за наличный расчет своему
родственнику? Ничего нового - еще раз убить Позднякова. Я Извиняюсь
передумал в очередной раз дать сыну чем-то по голове, потому что сколько он
ни бил его по этому месту - мозгов все равно не прибавлялось. Поэтому Я
Извиняюсь не поленился достать из-под кастрюли с компотом книгу и вычитал
оттуда специально для сына: "Мертвые сраму не имут". А потом уже объяснил
своими словами, что Позднякова надо, конечно, доводить до могилы, но перед
этим обосрать на весь город так, чтобы люди перестали принюхиваться к тому
дерьму, которое по сей день стекает с младшего Панича. Это напоминание
самому себе так обозлило инвалида, что он тут же стукнул своего наследника
костылем куда попало, хотя тот совсем перестал бояться и даже пытался
лыбиться. А потом окончательно остывший Я Извиняюсь вызвал к себе главного
эксперта всякой живописи по кличке Рембрандт.
Этот незаменимый специалист в свободное от консультаций коллекционеров
время околачивался на хорошей должности в музее, набитом шедеврами и
фуфелем. А прозвали его Рембрандтом вовсе не потому, что он держал в руках