"Валерий Смирнов. Как на Дерибасовской угол Ришельевской" - читать интересную книгу автора

сидеть на дне у Люстдорфе, как ваш Говнистый...
- Что ты сказал? - слишком бодрым голосом ударил по напряженным нервам
балабола неотдохнувший Жора.
- А то вы не знаете, - сделал себе придурковатый вид Акула, - куда
Панич любит возить людей на последний пикник. А все из-за козла Лабудова...
Макинтош и без подсказки этой рыбочки знал, кто продавал его кореша
всем подряд, но из-за важных дел до такого говна просто не доходили руки.
Своей дурацкой фразой Акула сорвал пружину терпения с характера Макинтоша.
- Ты топай своим ходом до хаты, - тонко намекнул балаболу закипевший
унутренне, но внешне приветливый Жора, - и жди, когда появятся кореша. Место
нашей встречи уже пасут, так что не хезай.
Акула выскочил на воздух без слабого пинка на прощание, которым обычно
любил награждать ниже ватерлинии гостей такого класса Макинтош. Но домой
почему-то не пошел. Он уселся на скамейке против дороги и стал изучать
статью о неизбежной победе коммунизма в недоразвитых странах. И читал ее до
тех пор, пока бригада Макинтоша во главе с самим Жорой не попилила в сторону
оперного театра. Потом сам себе довольный Акула сделал вид, что с этого
момента коммунистическое завтра братских недоразвитых стран его интересует
так же остро, как будущее состояние здоровья Лабудова, и отправился мимо
своего дома, начихав на совет Макинтоша.
Макинтош любил отдыхать в оперном театре только изредка. Последний раз
он был здесь года два назад, когда и зрители, и осветители давным-давно
забыли в крепком сне, что там танцевал Ромео Джульетте насчет комсомольской
стройки за Вероной. Свет на сцене был довольно тусклый, но и при нем
виднелось, как гарцует лебединое озеро в сольном выходе сильно поддатый
пожарник. А в самом театре зорко следили за этим чудом от силы человек
двадцать во главе с меломаном Макинтошем, который сидел в ложе с бутылкой
шампани и спущенными до колен штанами. Потому что одна из балерин в это
время, когда он получал удовольствие от классического танца пожарника,
исполняла Жоре па-де-де, преклонив свои белоснежные колени перед таким вот
тонким любителем всяческого искусства.
Но теперь Жора плыл до оперы безо всяких воспоминаний о возвышенном.
Пока события не встали снова во весь свой бурный рост, он решил использовать
это окошко свободного времени лично для товарища Лабудова. И когда из оперы
вывели стукача, Жора отметил, что вместо флейты у зубах он почему-то заклеил
пластырем свою харю до такой степени, что прыщи спрятались еще дальше
синяков. Впрочем, для загородной прогулки это не имело особого значения.
Лабудов никак не мог понять, почему его впервые в жизни так классно
метелят и при этом не задают никаких вопросов. Впрочем, Жора сильно устал
для того, чтобы заняться Лабудовым, как бы он сделал это, будь помоложе.
Поэтому в конце дня остро пропахшего собственной и особенно чужой мочой,
зато еще почти живого Лабудова нашла какая-то парочка, изучавшая рельеф в
этом месте. На счастье вовремя привезенного у больницу в бессознательном
состоянии стукача, он в конце концов все-таки выжил, чтобы продолжать делать
звуки из своей флейты и пакости тем, для кого играл.
А пока разворачивались эти совсем незначительные события, балабол Акула
таки-да мародерствовал, пользуясь войной городского значения. Он со своей
наглой мордой влез двумя потными от возбуждения ногами прямо у тот канал,
что не успел перекрыть разлетевшийся фейерверк Стас Гречаный. И перехватил
товар, предназначенный самому Позднякову. Вот что значит вовремя понять, к