"Сергей Снегов. Огонь, который всегда в тебе" - читать интересную книгу автора

дьявольском сооружении творится музыка, то ее должен воспринимать не ты
один, но по крайней мере и второй слушатель - я. Стало быть, раньше
разработаем приставку, делающую явными неслышные внутренние звуки, потом
начнем вызывать их к жизни, или вернее к смерти, ибо звуки эти - убийцы. И
последнее: чтобы установить, насколько музыкальна продукция этого
треклятого аппарата, мы пригласим на испытание еще двух человек -
толкового медика из породы тех, которые не только лечат болезни, но и
привлекают к ответственности объекты, вызывающие заболевания, и настоящего
музыканта, умеющего и воспроизводить музыку, и критически в ней
разбираться.
- Медика ты найдешь легко, - сказал Генрих, усмехаясь. - Но отыщешь
ли столь разностороннего музыканта?
- Уже отыскал. И могу тебя заверить - парень что надо!



5


Так в нашей компании появился Михаил Потапов.
Мы с ним вместе учились в школе. В детстве Михаил был медлительным,
молчаливым увальнем. Я не могу сказать, чтоб его тогда увлекала музыка.
Его ничто по-настоящему не увлекало, а если увлечения нарождались, то они
долгие годы созревали в латентном состоянии, внешних плодов созревания
никто не видел. Он был в те годы до серости неприметен. А вскоре после
школы он вдруг прославился как создатель своеобразной музыки, неровной и
непонятной, временами вызывающей боль, а не наслаждение. Она ввергала
слушателей в транс. "Гипнотическая симфония" - так он сам назвал одно из
своих произведений. Не сомневаюсь, что все эти факты вам, знатокам
классических мелодий, - их сейчас многие обругивают "принудительными", по
несчастному словечку Альберта, получившему столь широкое распространение,
- вам, повторяю, эти общеизвестные истины знакомы куда лучше, чем мне. Но
я должен напомнить о них, ибо без этого не смогу вывязать рассказ о
событиях, чуть не погубивших Генриха.
Итак, в нашей лаборатории, в то утро, когда мы возились со звучащей
приставкой к аппарату Альберта, возник Михаил Потапов.
Он вошел без стука, не поздоровался, не проговорил ни слова, только
хмуро и молча поглядел. Генрих его не знал, он ведь был на семь лет моложе
нас с Михаилом, но догадался, кто пришел.
- Ага, это вы! - сказал Генрих приветливо.
- Да, я, - ответил Потапов и, посмотрев в мою сторону, деловито
моргнул. Моргание и раньше заменяло у него кивок головой.
Я вызвал интерьерное поле и усадил гостя в кресло. Михаил всегда
сидел охотнее, чем ходил, к тому же ходить в нашей заставленной
механизмами лаборатории было неудобно. Он сидел и молча смотрел на меня.
Он не любил говорить. Он говорил так, словно его рот набит камнями. В
древности один оратор закладывал за щеку каменья, чтоб речь звучала ясней.
Михаил на того оратора не походил.
- Ты уже слыхал о загадочной смерти Альберта Симагина, - сказал я. Он
опять моргнул. - Но ты, вероятно, не знаешь, что, отличный инженер,