"Сергей Снегов. Бритва в холодильнике" - читать интересную книгу автора

- Расскажите, как погиб Карл Ванин.
- Что еще рассказывать: погиб - и все тут. Не отрицаю убийства -
разве не достаточно?
- Убийство убийству рознь. Хочу знать подробности.
- Подробности? Ладно, пусть подробности. В тот день мне хотелось
лезть на стену. Бывают состояния, когда бить себя кулаками по лицу -
успокаивает. Вот такой выдался денек: от любого слова душу воротит. А Карл
вдруг впал в экстаз и уже не мысленно, а вслух расписывает, как удалась
работа, как нас вознесут за технические находки. Я вытащил аппарат - в
мыслях та же восторженная бормотня, только гуще. В общем, я крикнул Карлу:
"Убирайтесь от печи, я сейчас ее сожгу!". Он стал белым, весь задрожал,
руку протянул: "Эрвин, опомнись, Эрвин, прошу тебя!". Я навел лучевой
генератор на корпус печи. А Карл не ко мне бросился, а к печи - и попал
под луч. Что еще сказать? Отчаянье было такое, что сам кинулся под луч. А
в это время - люди. Не знаю, как и выключил генератор, а не успел бы, и
вбежавшим пришлось бы худо. Помню, что на мне тушили пламя, сам я срывал с
себя одежду... Вот и все вам подробности. Какой вы сделаете вывод из моих
признаний?
- Что вы идиот, Эрвин! Вы мнили себя проницательным, все знающим обо
всех, проникшим в тайное тайных каждого человека, - таким вас рисовало
ваше тщеславное воображение. А были идиотом: нарушили элементарные законы
морали и получили искаженную картину поведения людей. Ну может быть, не
идиотом, идиотизм - болезнь, а вы не больны. Глупцом, наивным глупцом, так
точнее! Глупцом, неспособным понять людей, даже когда под рукой прибор для
инструментального шпионажа за мыслями, - и главным образом потому, что
имелся такой преступный, все искажающий в людях прибор. Я не буду говорить
об ответственности за действия, наказания - не моя область, этим займутся
другие. Я оцениваю ваш характер, вашу житейскую философию - и вот мой
вердикт: глупец!
Эрвин явно ожидал другой оценки. И его, вероятно, меньше удивили бы
обвинения в преступности, угрозы жестокого наказания - он предвидел их. Но
то, что сказал Рой, было неожиданно и, наверно, обидней, чем обещания
кары. Обида отчетливо прозвучала в дрогнувшем голосе Эрвина:
- Вы беретесь доказать, что я глупец, Рой?
- Докажу! - пообещал Рой. - Убедительно докажу, Эрвин Кузьменко,
человек, пожелавший стать самым проницательным в мире и превратившийся в
тупого, ограниченного, полуслепого глупца. Снова повторяю, это
объективная, хладнокровная, квалифицированная оценка вашего поведения, а
не запальчивость ругани. Слушайте меня внимательно и старайтесь поменьше
прерывать, даже если будет трудно молчать.



6


Впоследствии, уже на Земле, Рой рассказывал Генриху, какие сложные
чувства одолевали его во время последней беседы с Эрвином. Сильней всего
было негодование, но была и жалость. Я помнил, говорил он брату, что
моральное падение Эрвина началось с того, что его потрясло тщеславие