"Сергей Снегов. Язык, который ненавидит " - читать интересную книгу автора

десятка два-три от силы. Короче, бытовички. Чего-то по случаю уворовала,
почему-то в колхозе не дотянула трудодней, на работу без оправдания не
вышла... В общем, народ, а не интеллигенция. Нам шили преступления, каких в
натуре не было. Этим и шить не понадобилось, сами преступали законы. У
каждой своя вина.
- Что называть преступлениями, Слава? И вообще: в ту ночь, как умерла
княжна, свершилось и ее страданье; какая б ни была вина, ужасно было
наказанье.
- Опять стихи? - подозрительно осведомился он. - Поверь моему
дружескому слову, когда-нибудь тебя за стихоплетство!..
- Стихи, Слава. Только не мои. Мне до таких стихов, как Моське до
слона.
- Это хорошо, что не твои. Рад за тебя, - сказал он, успокоенный. - Не
то услышит грамотный стукач и накатает, что стихотворно клевещешь на
государственную политику справедливого возмездия за преступления. В смысле
строгого наказания всего народа за самую малую вину перед народом. Это тебе
будет не умершая княжна.
В рассуждениях Славы Никитина я не всегда различал, где он серьезен, а
где иронизирует.
Он, конечно, был физиономист, но особого толка - находил с первого
взгляда в лицах то, чего в них и в помине не было. Особенно это проявлялось,
когда он предсказывал скверные намерения и скрытые преступления по тому, как
человек смотрит исподлобья, либо по хитрой улыбочке, по нехорошему голосу,
по порочным, а не трудовым морщинам на щеках. Он хорошо знал уголовников и
ненавидел их - это помогало правдоподобно предсказывать, что они совершат в
любой момент. Но с нормальными людьми он чаще ошибался, он мало верил в
исконную добропорядочность человека. Я как-то сказал ему, что Гегель считал
человека по природе своей злым, а не добрым - и с этой минуты Слава
уверился, что в истории был один настоящий философ - конечно же Георг
Вильгельм Гегель. А если Слава ошибался и объект его обвинительной
физиогномистики не совершал скверных поступков, Слава вслух утешался: "Трус,
не посмел на этот раз. Но ты еще увидишь - такое вытворит, что охать и
хвататься за голову!"
Ошибся Слава и в классификации женского этапа. Пятьдесят восьмая статья
присутствовала не густо, но все же была. А профессиональной воровкой и
проституткой в этом этапе являлась чуть ли не каждая третья. Со следующими
этапами их еще прибывало. Профессия, названная древнейшей, была не только
первой из человеческих профессий, но и самой живучей. Формально за
проституцию не преследовали, реально же активистками этого, видимо, очень
нужного ремесла забивали все лагеря страны. Норильск не составлял
исключения.
До первого женского этапа, о котором я рассказывал, женщин не селили в
особых зонах, а размещали их в бараках во всех лаготделениях - лишь немного
в стороне от мужских. Это особых трудностей не причиняло, даже коменданты не
суетились чрезмерно, пресекая слишком уж наглые - чуть ли не на глазах
посторонних - свидания парочек. Но к концу войны большинство женщин
водворили в женские лаготделения. Женщин в Норильске стало гораздо больше, а
на предприятиях и в учреждениях создавалось впечатление, будто их ряды
поредели. Только специалисток не трогали со старых мест, для остальных
женщин начальство придумало специфически женское занятие - ручные наружные