"Сергей Снегов. Язык, который ненавидит " - читать интересную книгу автора

от одного вида высоты, а они не опытные же трубоклады... Платили смертным
страхом, ежеминутной возможностью гибели за часок удовольствия. И после
этого будете оспаривать, что у любви мускулы быка и что она вовсе не нежный
цветок, сникающий от легкого дуновения ветра?
- И не подумаю, - сказал Балкин, посмеиваясь. - Даже полностью согласен
с вами насчет быка и цветочков. Но только скажу в дополнение, что грош цена
вашим прорабам и заводским начальникам, - никто не подумал использовать
могучую силу любви. Да и вы тоже... Неплохо описали и мускулы, и глотку
сирены. Так сказать, философский взгляд со стороны. А что любовь - великая
производительная сила и что ее можно использовать в материальном
производстве - об этом вы и не подумали.
- Любовь как материальная производительная сила? Любовь как некая
экономическая категория? Уж не хотите ли вы сказать?..
- Да, именно это! Я пошел дальше вас в понимании любви. Скромно
признаюсь: я первый в мировой истории использовал любовь именно как
материальную производительную силу, как важный экономический фактор. И
заплатил за это великое техническое открытие всего десятью сутками карцера.
Зато возглавляемый мною участок впервые за несколько лет вышел в передовые,
а мне пообещали два года досрочки - и выполнили обещание. И если я сейчас с
вами пью этот разбавленный деготь, который Виктор Евгеньевич почему-то
называет цейлонским чаем, а не валяюсь на нарах в моей бывшей зоне, то лишь
потому, что не индивидуально плотски, не абстрактно философски, а
производственно практически понял, что такое любовь и как ее приспособить к
экономике строительства.
Мы дружно хохотали. Виктор с восторгом воскликнул:
- Что я тебе говорил? Борис - златоуст! При капитализме он был бы
лидером в парламенте, а у нас новатор в горном строительстве. Просто бери
карандаш и записывай каждое слово!
Записывать рассказ Балкина я не стал, но постарался запомнить. И
передам его своими словами.
Все началось с того, что Балкина с этапа сразу доставили в Нагорное
отделение, населенное почти исключительно женщинами. Он никого в Норильске
не знал, но лагерное начальство имело о нем исчерпывающие сведения строитель
по специальности, сидит седьмой год, осталось три, трудился на многих
объектах и был энергичен и деловит. А в бараке его предупредили, что он
должен опасаться начальника зоны Брычникова - хам по поведению, зверь по
жестокости, дубина по интеллекту.
Два дня Балкин вкалывал на общих работах, а утром третьего предстал
пред грозные подслеповатые очи Ефима Брычникова.
Даже среди вохровских офицеров Брычников числился "здоровилой" и
"железякой". Несколько незаурядных дел, совершенных незадолго до того, как
его выбросили из партии и уволили с комбината, прославили имя Брычникова и в
блатном мире. Знаменитого Моньку Прокурора, наотрез отказавшегося выходить
на работу, Брычников самолично перевоспитывал в своем кабинете - Моньку
после этого разговора на руках доставили в ОПП - местный
Оздоровительно-профилактический пункт, более, впрочем, известный под
скептическим наименованием "Отдел подготовки покойников". А когда
"постельный шарик" Катька Крыса, вызванная для уточнения анкетных записей в
личном деле, крикнула в качестве последнего аргумента: "Не трожь, говору, я
же сифилисом больная!", Брычников бодро ответил, наращивая усилия: "Поделим