"Сергей Снегов. Язык, который ненавидит " - читать интересную книгу автора

Норильске и говорить не приходилось. И, естественно, он скоро сообразил, что
на стремлении женщин к красоте можно неплохо разжиться, если хорошо
постараться.
Он пришел в мою комнатку, когда я, оторвавшись от служебных дел, писал
пятистопным ямбом злободневную современную трагедию из средневековой жизни.
- Сергей Александрович, у вас нет ланолина? Дайте немного, - попросил
он.
- Ланолина? - удивился я. - Никогда не слыхал о таком звере. Где он
водится? И для чего он вам?
Азацис разъяснил, что ланолин что-то вроде воска, вымываемого с шерсти
овец. И что из ланолина, добавив туда какие-то специи, приготавливают
косметические кремы. И что его жена, ненавидевшая заводские поделки, сама
приготавливала себе превосходные мази на ланолине. И что он помогал ей и в
конце-концов стал мастером по изготовлению "мазильной косметики".
- Мне бы немного ланолина, - вздохнул он. - Я бы приготовил такой крем,
что самая дурнушка из лаборанток станет красавицей. Может, у ваших знакомых
есть овцы?
- Я с овцами всегда имел дело только после того, как они превращались в
шашлыки, - ответил я. - И какие могут быть овцы неподалеку от полюса? Этих
животных в Заполярье по этапу не ссылают - не подобрали для них пока
уголовной статьи.
Он все же нашел, как добыть ланолин. Девушкам - во время моего
отсутствия, естественно, - он столько наговорил о чудодейственных свойствах
своих кремов, что каждая быстро уверилась в возможности превращения в
писаную красавицу. Овцы в Заполярье, точно, не водились, но в южных
енисейских селах, всего в тысяче-двух километрах от Норильска, они входили
штатно в список местного животного населения. Думаю, не одна, а с десяток
наших девушек сели за слезные письма родным о срочной косметической помощи.
И в скором времени у Азациса появилась консервная банка доверху полная
какой-то дурно пахнущей массы. А рядом с ней он доставил и вторую банку,
тоже жестяную, но с крышкой - уже готовый косметический продукт.
Девушки теперь стайками бегали в угол большой комнаты, где Азацис
устроил свою дневальную резиденцию. Они приносили ему дары от своих
вольнонаемных пайков - кто фунтик сахара, кто горсть махорки, кто - немного
тушенки, кто просто полбуханки хлеба, а некоторые и деньги, - деньги были,
конечно, хуже готовых продуктов, но их он тоже принимал. И он быстро
раздобрел: щеки округлились, вдруг появился нормальный живот из впадины,
куда недавно проваливалась телогрейка. И он стал важен, говорил со всеми
по-прежнему вежливо, но с какой-то новой значительностью. Он отчетливо
понимал свою нынешнюю роль в нашей лаборатории - и не только в ней: уже из
воздуходувки, с аккумуляторной подстанции, из заводоуправления прибегали
работающие там вольнонаемные девчата.
Я, разумеется, не мешал его промыслу. Все мы, заключенные, что-нибудь
мастерили, чтобы заработать немного к пайку. Я с лабораторным мастером Мишей
Вексманом изготавливал электроплитки - и хорошей глины для ложа, и них
ромовой проволоки для спирали у нас хватало. Два слесаря мастерили
самодельные запоры и замки. Все это сбывалось бывшим заключенным,
"оттрубившим" свой срок: выходили на волю без всякого имущества, в магазинах
хозяйственного добра всегда была нехватка, селились в "балках" - самодельных
домиках из дерева и жести. И на самое необходимое обзаведение тратили не