"Сергей Снегов. Акционерная компания "Жизнь до востребования" ("Люди и призраки" #1)" - читать интересную книгу автора

как крыльями, рушились одна на другую, подпрыгивали на полу. Зрелище было
похоже на землетрясение, я в ужасе ждал, что вот-вот раскроется пропасть и
все туда рухнет - и шкафы, и книги, и призрачные гости славного ресторатора
Лэмюэля Гулливера, и я сам. Но то было не землетрясение, а битва.
Книга схватывалась с книгой. Книга шла стеной на книгу.
Трехкилограммовый кожаный фолиант - даже издали было видно, что это
роман о великих Гаргантюа и Пантагрюэле - рухнул с верхней полки невдалеке
от меня на кучу ползавших комиксов в бумажных обложках и раздавил их. И еще
я увидел, как бездна других комиксов, вырвавшихся из шкафа, словно стая
крыс, ринулась на бессмертный роман и облепила его: фолиант ворочался и
сметал их, но комиксов все прибывало. Я хотел было поддать ногой в
отвратительную кучу крикливо-ярких обложек, но побоялся, что эти поделки
ударят на меня. К тому же, оглядываясь, я увидел, что везде классические
творения отбивались от дешевых назойливо-красочных изданий: зал превратился
в клокочущее месиво озверевших книг. И хоть классики были мощней, массивней
и мужественней - поделки, как и безликости в ресторане, брали числом. Мне
вдруг вспомнилось, что каждый год на земном шаре теперь печатается свыше
пяти тысяч романов - за все века до двадцатого бессмертных творений создано
меньше, чем ныне выпускается поделок за десятилетие. Эта мысль не дала
вмешаться в сражение книг - я прокладывал себе дорогу к выходу, отбиваясь от
того, что падало сверху, и отшвыривая то, что путалось в ногах.
Все новые и новые массы книг вырывались из шкафов, все новые тома
торопились в битву. Кружилась печатная миллионостраничная масса, оглушали
хлопанье переплетов, дикий шелест рвущихся страниц. Две книги, падая,
вонзились одна в другую, как две колоды карт, перетасованные страницы
визжали живыми голосами. Я оттолкнул их кулаком. Я шагал по месиву обложек,
картинок, страниц, переплетов - и меня терзало ощущение, что это не мертвые
вещи, а живые, и я иду не по вещам, а по телам, и под моей пятой они
корчатся. Вырванные страницы белыми тучами взметались и реяли, надо было
расталкивать их, чтобы не потерять дороги. Впереди замельтешилась оголтелая
стая книжиц о Бонде и Джеке Недотроге, они навалились на толстенный том
Шерлока Холмса, но великий сыщик, отличный борец, скользя по полу, сметал с
переплета всю осаждавшую его непотребь. Визг разрываемых страниц и хлопанье
обложек стали подобны непрерывно гремящему взрыву. Я оглох от грохота и
визга, не пройдя и половины помещения. Но глаза не утратили зоркости, и я
заметил, что в сплошной белизне летящей бумаги замелькали черные фигуры:
преследователи вырвались из зала и, слепо шаря руками в бумажной пурге,
выискивали, куда я бегу. Опасность придала мне силы, я уже не шел, а бежал,
не отшвыривал, а давил размалеванные поделки, только старался не попасть
ногой в сражающиеся великие творения.
Одним рывком я распахнул выходную дверь, другим захлопнул ее. Пробежав
мимо растерянного Дон Кихота, я пустился наутек по темной улице. Из переулка
вывернулось свободное такси. Я вскочил и крикнул:
- Гоните во весь газ! Меня преследуют бандиты. И вам не поздоровится,
если они нас настигнут!

12

Дороти была так встревожена моим долгим отсутствием, что я едва не
проболтался, каких происшествий стал участником. Она гладила мои руки,