"Чарльз Сноу. Возвращения домой" - читать интересную книгу автора

Робинсон. - Предупреждаю вас, меня опасно пускать в дом.
Тысяча фунтов была пределом его мечтаний, он не надеялся получить так
много, хотя и не постеснялся назвать эту сумму. Он принялся обхаживать
Шейлу, а заодно на всякий случай и меня, со всем искусством, на какое был
способен и каким так гордился.
Странно, думал я за рюмкой перед обедом, пятнадцать - шестнадцать лет
назад он был частью нашей юности. Это он создал на свой страх и риск
небольшой художественный журнал, который в дни "Инглиш Ревью" печатал
имажинистов, этих бунтовщиков, порожденных первой мировой войной. Это он
опубликовал перевод стихов Леопарди под нелепым заглавием "Одиноко под
луной". И мы с Шейлой прочитали эти стихи как раз перед тем, как
встретились, когда мы еще переживали возраст романтической грусти, и нам
они показались откровением.
С тех пор он терпел неудачу во всем, за что бы ни брался. Он пробовал
добыть у Шейлы деньги на создание новой издательской фирмы, но сам не мог
вложить туда и пяти фунтов. И все же мы не могли забыть прошлое, а он не
хотел его забыть, и поэтому, когда он стоял между нами на маленьком
коврике перед нашим собственным камином, не Шейла и не я, а он был
хозяином положения.
- Я как раз говорил миссис Элиот, что ей надо написать книгу, - сообщил
он мне, как только я вошел в гостиную.
Шейла покачала головой.
- Уверен, что вы смогли бы, - сказал он ей и принялся за меня: - Только
что заметил, сэр, что у вас руки художника.
Он не терял времени и не гнушался даже грубой лестью, но Шейла, которая
обычно страшно смущалась от малейшей похвалы, его слушала спокойно. Он не
называл нас по именам, как это делали наши знакомые из Челси, люди нашего
возраста, а продолжал прямо в глаза величать меня "сэром", а Шейлу -
"миссис Элиот", даже в таком, казалось бы, непринужденном разговоре.
Итак, стоя между нами, он источал покровительство; он держался с
большим достоинством и присутствием духа, даже величаво, хотя ростом был
на несколько сантиметров ниже Шейлы, высокой для женщины, а мне не
доставал до плеча. С покатыми плечами, пухлый, он часто приглаживал свою
серебряную гриву.
Он явился к нам в смокинге, когда-то элегантном, а теперь вышедшем из
моды, в то время как мы с Шейлой даже не переоделись к обеду. И именно
Робинсон принялся нас утешать.
- Всегда так делайте, - сказал он, когда мы вошли в столовую.
Я спросил, как именно.
- Всегда ставьте людей в невыгодное положение. Когда просят не
одеваться, не обращайте внимания. Это дает моральное преимущество. Видите,
- шепнул он Шейле, сидя по правую руку от нее, - сегодня моральное
преимущество у меня.
В столовой он похвалил Шейлу за то, что мы могли разговаривать без
помехи, так как еда подавалась в окошечко.
- Поэтому мне незачем притворяться, не так ли? - сказал он и,
принявшись за еду, стал рассказывать истории о других обедах из своего
легендарного прошлого, когда он пытался добыть деньги для издания книг,
книг, напомнил он нам, о которых мы все потом слышали. - Вам, наверное,
говорили, что в те дни у меня водились деньги? - Весело и ехидно хмыкнув,