"Чарльз Сноу. Пора надежд" - читать интересную книгу автора

прокладывает себе путь в высшие сферы английского общества.) Но он очень
уязвим, когда речь идет о любви; тут умение ладить с людьми не помогает
ему, и он жестоко страдает. Читатель обнаружит, что в процессе своего
продвижения по социальной лестнице, даже несмотря на несчастный брак,
Льюис не утрачивает желаний, с которыми вступил в жизнь, не теряет надежд
на то, что мир изменится к лучшему.
Обычно, если факты, описанные в романе, похожи на то, что могло
произойти в действительности, читатель задается вопросом, что же из
прочитанного заимствовано из жизни. Все ли здесь автобиографично или
только часть? Мне не раз задавали подобные вопросы. Ответ на них не так
прост. По существу Льюис Элиот - это, конечно, я. Если повествование
ведется от имени героя, писателю трудно создать такой образ, который не
был бы похож на него самого. Но хотя по существу Льюис Элиот - это я,
многое из того, что происходит с ним в моих романах, не происходило со
мной.
Впрочем, "Пора надежд" является наиболее автобиографичной из всех моих
книг, кроме одной ("К родному очагу"). Я родился примерно в той же среде,
что и Льюис Элиот. У меня была такая же мать. Я прошел сквозь те же
мытарства, создавая себе положение в жизни, с той лишь разницей, что я
стал ученым, а не адвокатом, как он. В молодости я жаждал всего того, чего
жаждет Льюис.
Некоторые практические стороны жизни, описанные в этой книге, покажутся
вам странными, как кажутся нам странными некоторые детали в советских
романах. Меня лично, когда я читаю советские романы, это не смущает. В
конце концов, все мы люди, и вы испытываете те же чувства, что и я.
Ч.П.Сноу. Лондон, август 1960 года.



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СЫН И МАТЬ


1. ЧАСЫ ПРОБИЛИ

Над водой плясала мошкара. Вокруг нас плотной стеной стоял камыш,
напротив круто вздымался обрывистый берег реки; послеполуденный воздух был
томительно зноен и неподвижен, и нам казалось, что вокруг нет ни души. Мы
провели тут весь день большой компанией: земля была усеяна остатками
нашего пикника. А теперь, когда солнце начало клониться к горизонту, мы
угомонились, насколько могут угомониться дети. Мы лежали, разморенные
жарой, лениво поглядывая сквозь камыши на зеркальную гладь реки. Я
потянулся за травинкой и ощутил под коленями жесткий теплый дерн.
Это был один из многих долгих вечеров детства. Шел июнь 1914 года, и
мне было около девяти лет. Я, конечно, не запомнил бы этого, если бы не
то, что случилось со мной на обратном пути.
Было уже поздно, когда мы двинулись в обратный путь и, вскарабкавшись
на обрывистый берег, очутились на окраине города, у трамвая. На реке, сидя
в камышах, нетрудно было представить себе, будто мы расположились лагерем
в глухих дебрях, вдали от всего мира; в действительности же трамвайная
линия тянулась вдоль реки еще на целую милю. Я шел домой один, усталый и