"Андрей Соболь. Рассказ о голубом покое " - читать интересную книгу автора

столик.
И до глубокой ночи раздавались звонки из комнат, и, ошалев, бегала из
одного номера в другой Мадлена,- чёрная, толстогубая, увешанная амулетами и
дешёвыми кораллами, приплюснутая - негритёнок в юбке - то с чёрным кофе, то
с сифонами сельтерской, то с кувшином горячей воды. И напоследок залился
неудержимо звонок из седьмого номера: американкам, сёстрам-близнецам, в
срочном порядке требовался врач,- одна стриженая головка, утопая в розовых
кружевах и оборках, жалобно никла к подушке, другая головка, тоже стриженая
и тоже тёмно-каштановая, мелькая в голубых уже лентах и кружевах,
сострадательно и бестолково металась по комнате. И обе головки стонали.
На велосипеде мчался Микеле в Сорренто за доктором, и пронзительно
свистел кудрявый пройдоха, предвкушая утреннюю долларную награду и ни с чем
не сравнимое удовольствие поднять с постели бронзовым молотком, ночным,
внезапным, бурным, фрау жирного сеньора dottore.
До зари горел свет в первом этаже в комнате советника и многообещающего
адвоката Оскара Таубе, и утро застало Берту Таубе в плетёном соломенном
кресле.
И утром фрау Берта Таубе неверными шагами подошла к окну, распахнула
его и замерла у подоконника, уронив головные шпильки, косы и две скупые, но
огненные слезинки: внизу, прислонившись к железной решётке сада, опять на
том же месте, как вчера, как все последние дни, снова на своём посту, точно
забытый, но верный присяге часовой, стоял датский художник Лауридс Рист,
рыжебородый великан, курил трубку и не спускал глаз с окна, для видимости,
на случай появления господина советника, надвинув низко густой мох бровей.
Но господин адвокат и советник мирно спал и в меру тонко и деликатно
похрапывал.


ГЛАВА ВТОРАЯ
Нужны меры, какие бы то ни было

После бурной ночи, после докторских визитов, звонков, ночной беготни
Мадлены, порошков пирамидона, а кое-где и хлоралгидрата, солнечное утро,
усиленно выкарабкиваясь из облачных сетей, обрывая серые грузила и по горам
разбрасывая отдельные сизые поплавки, пообещало тишину и долгожданное
благостное безветрие.
Юркие, быстрые, многочисленные и безыменные пипины мальчишки мигом
разложили на террасе шезлонги, расставили рабочие - для рукоделия и писания
приветов на carte-postale - столики, заулыбался сам Пипо, уже на сегодняшний
день спокойный за княгиню. Маленькая Герта Рисслер первой вышла на террасу,
глубоко ушла в свой шез-лонг и, подставляя солнцу утомленное лицо, устало
закрыла глаза: забыть, забыть хотя бы на несколько теплых мгновений, как
требователен был этой ночью Рисслер, как сжимались и лязгали плоские зубы в
законной судороге законного мужа.
Заковылял по террасе Екбом, но вскоре исчез: что-то долго не
показывались обожаемые туфельки; как всегда, вдвоём, рука об руку, тесно и
плотно, до бриллиантовой свадьбы, до гробовой доски, появились супруги
Арндт. И золотые очки и колыхающаяся высокая грудь цюрихской ценительницы
настоящего кофе обменялись между собой несколькими
восторженно-восклицательными фразами об изумительной погоде, и между очками