"Анатолий Пантелеевич Соболев. Рассказы о Данилке (Повесть) " - читать интересную книгу автора

рядом с мальчишкой, и останавливается как вкопанный. Дрожь волнами идет по
могучему лошадиному телу.
- Данилка! - кричит Ромка, спрыгивая на скаку с коня. - Данилка!
Данилка с трудом приподнимается. Голова гудит, тело ноет, чутко
отзываясь на каждое движение. На правую ногу больно ступить.
Подскакавший Андрейка сверзился с лошади, сопит, таращит глаза,
ощупывая дружка: жив ли.
- Думал, амба тебе, в лепешку расшибся. Аж сердце захолонуло.
- Умная животина, едять ее мухи, - шамкает дед Савостий. Он уже
притрусил на своей кобыленке. - У его мог хребет порваться с натуги.
Все смотрят на жеребца, а тот спокойно щиплет траву и отмахивает
хвостом серых злых оводов.
Подсадили Данилку на Гнедка и тронулись дальше.
У озера, под косогором, поросшим молодым березником, спешились. И
прежде чем пустить лошадей пастись, ведут их на водопой. Гнедко нюхает
воду, звучно делает глоток и поднимает красивую сухую голову. Долго
смотрит вдаль, на закат, на поля, по-вечернему затихшие, на дальние синие
горы. С черных бархатных губ падают капли и звонко разбиваются о багряную
зеркальность воды. Дед Савостий потихоньку посвистывает, принуждая лошадей
пить, и они тягуче сосут воду. Данилка тоже призывно посвистел, и Гнедко,
глубоко вздохнув, принимается пить. Слышно, как вода переливается в его
огромном брюхе. Данилка думает, что если жеребец поднатужится, то выдует
все озеро.
Наконец лошади напились, с чавканьем выдергивают ноги из тины и
тяжело взбираются на твердь, где сразу же припадают к сочной, набравшей
силу траве. Гнедко уходит от воды последним, ударив передней ногой и
разбив стеклянную зарю. По воде идут темные круги.
Теперь наступает черед мальчишек. Под веселый лай собак бросаются они
в теплую воду, стараются дальше нырнуть, показать свою удаль. Дед Савостий
тоже снял выгоревшую рубаху, обнажив усохшее желтое тело с втянутым
животом и резко выступающими позвонками. Лицо, шея и кисти рук в
темно-коричневом загаре резко отличаются от остального тела, будто с
умыслом вымазаны глиной. Закатав портки до колен и перекрестившись, дед
входит в розовую гладь, зачерпывает ладошками воду, обливает себе живот и
звонко шлепает по бокам, ухает, со старческой веселостью обнажая в улыбке
беззубые десны, и смешно передергивает острыми плечиками.
- А вот кто домырнет до ентой коряжины? - Он показывает крючковатым
мокрым пальцем на торчащую из воды корягу.
Мальчишки, поднабрав воздуху и сверкнув голым задом, ныряют. Донырнул
Ромка. Данилка не дотянул, а Андрейка, тот пововсе вынырнул в стороне, к
берегу, и обалдело хлопает глазами - что за напасть!
- В грудях у тебя просторно, - одобрительно говорит Ромке дед. -
Кузнецом тебе быть сподручно, потому как воздуху могешь набирать как в
меха.
- Я летчиком буду, - отвечает Ромка, отпыхиваясь и стараясь не
показать, что задохнулся.
- Эва, высоко берешь. - Дед сомнительно качает головой. - Упадешь -
ногу вывихнешь.
Ромка набычился, упрямо молчит.
В войну он стал летчиком, и на груди его была Золотая Звезда. Над