"Анатолий Пантелеевич Соболев. Рассказы о Данилке (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Восточной Пруссией его сбили. Он выбросился из горящего самолета, но было
слишком низко, и парашют едва успел раскрыться. Старший лейтенант Роман
Кержаков упал и потерял сознание. Когда очнулся, пополз на восток. Мокрый
снег залеплял глаза, обожженные до мяса руки не слушались, резкая боль
пронзала сломанную ногу. Из снежной мглы, как привидения, появились немцы.
Роман отстреливался из пистолета, пока не остался последний патрон. Когда
немцы поняли, что он не опасен и кинулись к нему, он сунул себе в рот
пропахший горьким порохом ствол...
Но все это потом, через много лет.
А пока мальчишки купаются, не подозревая и не думая о том, какая
судьба выпадет каждому из них. И хотя вода парная, нагрета жарким июльским
дном, докупались они до легкого озноба, и губы их посинели. Друзья
выбираются на берег и начинают прыгать на одной ноге, наклонив голову,
чтобы вылить воду из ушей.
Тем временем за озером, за лиловыми холмами присело солнце, и в
воздухе разлилась светлая пустота. Легкий холодок пал на землю. Пахнет
водой, осокой, тонким и нежным душком кувшинок, а надо всем господствует
медвяный настой нагретого за день первого золотого сена. На том берегу
косари запалили костер, и голоса их хорошо доносит по воде. Мальчишки
бегут к своему костру, который уже разжег дед Савостий, и из-под ног серым
дождем сыплются в траву кузнечики.
Ярко пылает огонь, пожирая сухой березовый хворост, да изредка
пугающе стреляет сырой прут, случайно попавший в костер. Мальчишки пекут в
золе картошку, из дому прихваченную дедом.
Он сходил уже на луг и набрал какой-то травы, греет ее пучками над
огнем.
- Чичас привяжем на ночь, - говорит он Данилке. - Как рукой сымет.
Верное средство. К утру женить можно.
Дед приматывает парную траву к ноге, и Данилку охватывает сладкая
истома, боль утихает.
Широкая полоса зари опускается к засыпающим холмам, сужается, в нее
четко врезаются вершины деревьев, на озере вспыхивают последние светлые
блики. В меркнущей бездонной выси проступают первые звезды, будто кто
неслышно обивает небо гвоздями с блестящими шляпками.
Поют на том берегу косари.
Женские голоса высоко, к заоблачью, ведут песню, а снизу ее
подпирают, не дают упасть мужичьи басы. Поют косари, не берегут силу,
раздают ее с песней безоглядно, по-русски щедро. И оцепенело озеро, не
шелохнется камыш, утихли холмы, на полувздохе замерли мальчишки,
зачарованные силой и красотою песни. А она все набирает и набирает высоту,
и радостный озноб полонит сердце. Ладная, сильная песня широко слышна по
вечерней земле, летит по степи, догоняет уходящую зарю.
Дед прислушивается, вздыхает:
- Смолоду и я петь горазд был. Все парни завистью горели, а девки
сохли. Как заведу, как заведу, бывало!..
Дед Савостий устремляет погрустневший взгляд куда-то вдаль, должно,
молодым себя видит.
- Как пташка упорхнула жисть-то. Аукаю, аукаю - не возвертается,
едять ее мухи. - Он тыкает прутиком картофелину, достает из холстяной
торбы соль, завернутую в тряпочку, хлеб и перья зеленого лука. - Чичас