"Леонид Сергеевич Соболев. Перстни" - читать интересную книгу автора

презрительно-насмешливую холодность, когда он бывал среди них в компании
офицеров. Великое это чувство - локоть соседа! Вот и сейчас - если б он
сидел здесь рядом с Бржевским или с тем же Стронским, разве он ежился бы
так, ожидая грубой шутки по своему адресу, оскорбления, наконец, просто
насилия? Вероятно, они острили бы наперебой, рассматривая принаряженных
матросов, собравшихся к своим питерским дамам, вроде вот этого, с чубом,
выпущенным из-под бескозырки...
Шалавин вздрогнул. Чубатый, точно угадав его мысли, вдруг всмотрелся в
него и, сказав что-то, на что громко засмеялись шедшие с ним матросы,
отделился от них и пошел прямо на него. Юрий внутренне весь сжался, сердце
его заколотилось, а губы непроизвольно улыбнулись навстречу улыбке чубатого
матроса. Тот подходил вразвалку, размахивая двумя чемоданами и оглядываясь
порой на поджидавших его матросов... Вот оно, вот оно, сейчас... Шалавину
захотелось прикрыть глаза и сползти под скамейку.
- Огоньку одолжите, товарищ штурман, - сказал, подойдя, матрос, и Юрий
с облегчением узнал в нем "своего", но никак не мог вспомнить ни его
специальности, ни фамилии. Кажется, раз стоял с ним ночную вахту...
- Пожалуйста, товарищ, - протянул он коробок с излишней торопливостью,
которую тут же брезгливо отметил внутри себя, и, не узнавая своего голоса,
продолжал с ненужно-циничной бранью: - Дайте и мне папироску, забыл, чтоб
им...
Чубатый поставил чемодан на траву, раскрыл коробку "Зефира No 400",
закурил сам и, ловко укрывая от ветра огонь ладонями, поднес Юрию спичку. На
коротких пальцах матроса сверкали два золотых перстня, на безымянном - с
большим рубином, на мизинце - длинная маркиза, едва налезшая на второй
сустав.
- В Питер? - спросил Юрий, опять против воли закончив вопрос циничным
предположением.
- Погулять охота, - сказал чубатый матрос весело. - А как вы на корабль
доберетесь, ишь дует как? Мы с братками и то смеялись: кто кого везет - вы
машину или она вас?
Он поблагодарил за огонь и быстро пошел вдогонку за матросами. Юрий
смотрел ему вслед с неопределенным чувством гадливости, не понимая, откуда
оно: от собственной ли его унизительной торопливости со спичками и
подлаживающейся брани или от матроса с его чубом, уверенностью и кольцами.
Вдруг он понял и с омерзением швырнул недокуренную папиросу.
Кольца!.. Конечно, гадливость была вызвана ими. Кольца! Бржевский
говорил, что на одном из фортов на днях расстреливали заложников-офицеров и
что для этого собирали с кораблей охотников матросов, будто бы и с линкора
кто-то пошел. Неужели чубатый был там?.. Расстреливал?.. Потом снял кольца и
носит, сволочь!
Юрий яростно кинул спичечный коробок в портфель, вскочил на велосипед и
завертел ногами, борясь с ветром, чтобы как можно скорее оставить место этой
страшной встречи, - и чубатый преследовал его еще квартала три, жестоко
улыбаясь и играя кольцами, теми кольцами... И он еще на прощанье пожал ему
эту руку!..
То, что одно из колец было явно дамское, а второе отдавало такой
купеческой безвкусицей, что и Бржевский не смог бы подтвердить им свое
мрачное сообщение, никак не могло рассеять кошмарной грезы, гнавшей Юрия от
пристани. "Матросы, расстреливая, снимают перстни" - такова была легенда,