"Леонид Сергеевич Соболев. Перстни" - читать интересную книгу автора

шлангов вновь забили на палубу баржи, на снаряды, на головни и матросов - и
так, дымя черным дымом, страшная баржа медленно стала отходить в дальний
конец гавани.
Толпа снова заговорила, и Шалавин с новой злобой подумал, что, если б
не этот усатый дурак, говор шел бы теперь о нем, о Шалавине, ринувшемся в
огонь к снарядам. Но, прислушавшись, он понял, что говорят о другом. То, что
он смог уловить в тревожном и нервном говоре вокруг, вполне совпадало с его
собственным мнением: это был, конечно, поджог! И надо же было выбрать именно
такой ветер!
- Поймать бы субчика да за ноги и в огонь, - сказал кто-то рядом с ним.
Юрий обернулся. Золотушный солдат в шинели внакидку и в зимней продранной
шапке смотрел на пожар, сплевывая через нижнюю губу. Лицо его неприятно
поразило Юрия: малоподвижное, одутловатое, с вывороченными толстыми губами,
на которых прилипла подсолнечная шелуха, оно было невыразительно и жестоко.
Маленькие, кабаньи глазки, глядевшие из щелок под белесыми бровями, были
особенно неуютны. Он опять сплюнул перед собой шелуху, и она попала Юрию на
рукав кителя.
- Что вы плюетесь, товарищ, осторожнее, - сердито сказал он, брезгливо
смахивая ногтем шелуху. Солдат глянул на него и ничего не ответил. Кислый
запах шинели шел от него, и Юрий двинулся было в сторону, но дикая сила
играющего перед ним огня остановила его, приковывая внимание. Не шевелясь,
забыв о солдате, Шалавин очарованно глядел в грандиозный костер. Черные
клубы дыма вздымались, как пена вскипающего молока, срывались ветром,
опадали - и тогда вихрь пламени, видного и при солнечном свете, вырывался
вверх, и становились заметнее очертания черных штабелей леса. Их было еще
очень много.
Зрелище всякого разрушения всегда приводило Юрия в какой-то жестокий
восторг... Ломались ли с треском стойки поручней и трапы при неудачной
швартовке даже своего корабля, взрывалась ли рядом мина, пусть грозившая
осколками, разбивались ли волной шлюпки о камни - всем этим он наслаждался
как проявлением огромной слепой силы, которая рушит, ломает, крошит и не
может быть остановлена. Страшась ее и восхищаясь ею, Юрий внутренне молил:
"Ну еще, ну, пожалуйста, еще..." - и невольно крякал, когда привычно
неподвижные и крепкие вещи сдвигались с мест и ломались. Так и сейчас,
смотря на горевшую биржу, он ни секунды не думал о том, что здесь гибнут
огромные запасы дерева, могущего быть полезным в форме домов, шлюпок, саней,
весел, мачт, столов, что здесь сгорали дрова, которых хватило бы для
согревания всего города на добрые две зимы, что это зрелище, так его
захватившее, - результат чьей-то злой воли, направленное в конце концов
против него самого, и что этот спектакль дорого обойдется и флоту и
крепости. Все это заслонялось жестоким восторгом разрушения.
На огненном острове погибали сейчас не только строительный материал и
дрова для квартир. Там гибли тепловые калории - миллиарды калорий, без
которых одинаково остро будут страдать зимой и человеческие тела, лишенные
жиров, и стиснутый блокадой, ослабленный организм осажденной крепости, в
складах которой уголь уже не пополнялся, а в цистернах нефть опускалась все
ближе ко дну. Колоссальные запасы тепловой энергии, консервированные
природой в звонкой клетчатке сухого дерева, уходили сейчас в нагретое
солнцем летнее небо, как уходит в землю из широкой раны кровь: бесповоротно
и неудержимо. Так и не превратившись в разнообразные формы энергии,