"Леонид Сергеевич Соболев. Англичанин" - читать интересную книгу автора

впрочем, скажи ему, что три года назад я о гирокомпасе и не слыхал, а теперь
специалист. Скажи, если потягаться, так я его английскую морду умою, хоть он
пять лет на заводе работал. И потом скажи, что я очень рад, что не он, а ты
догадался, в чем неполадка была.
Костровцев усмехнулся и перевел, выпустив, очевидно, многое.
- Удивляется, что у нас очень молодые специалисты, - сказал он, когда
англичанин замолчал. - А тебя хвалит, говорит - догадливый.
- Черта мне в его похвале! - оборвал Снигирь и вышел из поста.
На верхней палубе его охватила сырость. Она висела над морем, сгущаясь
у горизонта в мутную мглу. Финский залив превратился в открытое море без
видимых берегов.
Но линкор не уменьшал хода. Видимость оставалась достаточной, чтобы
вовремя заметить встречные корабли. В неверной мгле, скрывшей берега с их
маяками и знаками, линкор продолжал свой быстрый прямой путь, доверяясь
гирокомпасу. И Снигирь ощутил прилив гордости.

Таратыгин встретил его недовольно:
- Где тебя носит? Сиди тут за тебя, жарища мертвая. Я вентилятор пустил
- и то не легче... Что на ужин было?
- Макароны, - сказал Снигирь. - Успеешь, еще сигнала не было.
Он привычно взглянул на приборы, проверил ток в батарее и наклонился к
компасу. Курс был семьдесят градусов. И этот курс, последний перед поворотом
на Кронштадт, и опустевший после ученья пост, где остался один Снигирь, ясно
говорили о конце похода.
Безжизненный до сих пор указатель кормовой матки, установленный здесь
для взаимного контроля, вдруг ожил. Картушка его, защелкав, быстро описала
почти полный круг и, дойдя до нуля, остановилась. Снигирь усмехнулся:
наконец-то включили! Поспели к шапочному разбору... Технички... Весь поход
провозились!
Указатель, помолчав, опять защелкал, и его картушка осторожно, будто
ощупью, подошла к цифре 70, остановилась и потом равномерно зачикала около
нее: кормовая матка начала работать.
Снигирь отметил это в рабочем журнале и прошел на штурманский пост -
взглянуть, не греется ли мотор лага. Там было неожиданно прохладно. Вытяжной
вентилятор ревел своим широким трясущимся зевом. На решетке его трепетала
втянутая сильным током воздуха бумажка с почерком младшего штурмана. Снигирь
снял ее и положил на стол - может, нужная.
Мотор был в порядке, и Снигирь вернулся к компасу.
Привычка подняла его глаза к указателям - своему и кормовому, и он
остановился в недоумении. Они расходились: свой держался на 70, а кормовой
отошел на 63.
- Ну, загуляли, - сказал Снигирь насмешливо и снял трубку прямого
телефона в кормовой пост. - Баев? Не успели наладить, как опять сначала?
Куда ты выехал? Курса не меняли, курс семьдесят.
Баев встревоженно заговорил в сторону от трубки, и потом голос
Костровцева сказал:
- Я и то смотрю за твоим указателем, ползет. Что у тебя с компасом?
- У меня все в порядке, а что у вас? У семи нянек...
- Погоди, - сказал Костровцев серьезно. - У нас ничего не могло быть,
мы тут все время.