"Леонид Сергеевич Соболев. Англичанин" - читать интересную книгу автора

сообразил сперва, а потом тронул. Не с маху. Мозги тоже есть.
- Не в мозгах дело, а в компасе!.. Ты компас мог разгробить, понимаешь
ты, чучело!.. Я десяток лет с компасами вожусь - и то бы задумался.
- А я третий год. Только теперь три года за десять лет идут, товарищ
милый. Темпы! - отрезал Снигирь победоносно и взял телефонную трубку. -
Мостик дай, - сказал он с торжеством, косясь на Костровцева. - Старшего
штурмана попросите, носовая матка... Товарищ командир, носовой компас врал
на семь градусов из-за сквозняка... Приведен в меридиан, работает
исправно... Нет, я тут один был... Сам и привел...
Потом он замолчал и долго слушал трубку. Лицо его вытягивалось.
- Есть, товарищ командир, - сказал он упавшим голосом и повесил трубку.
Костровцев хитро на него посмотрел.
- Дымится? Кажется, ничего фитилек вставили... смотри, штаны прожжет!
- Да ну, какого там черта... - сказал Снигирь, краснея до слез.
Самолюбие его было уязвлено. Он понял, что геройство его оказалось в
уничтожающих кавычках. Ни штурман, ни Красный флот в этом геройстве не
нуждались. Оно было вызвано ложным самолюбием, а причиной этого был
англичанин.
Он посмотрел на него с открытой ненавистью.
Англичанин, показав длинные зубы, что-то стал говорить Костровцеву,
кивнув головой на Снигиря.
- Он говорит, что хороший специалист никогда не будет рисковать без
толку, - сказал Костровцев. - Он говорит, что ты должен был подождать нас.
Он говорит, что ты молод и немного горяч, а специалист должен быть всегда
спокоен.
- Пусть у себя учит, - сказал Снигирь зло. - Здесь не Англия.
- А еще он говорит, - опять стал переводить Костровцев, - что однажды у
них на "Корнуэлле"...
- Где? - обернулся Снигирь, точно его ударили.
- На "Корнуэлле", крейсер такой английский, он на нем всю войну плавал.
Снигирь побледнел, и в глаза ему плеснул восемнадцатый год.
Он посмотрел на англичанина. Лицо его казалось теперь знакомым Не
слушая, что продолжает говорить Костровцев, Снигирь вызывал из
мучительно-плотного тумана мальчишечьей памяти вечер тринадцатого июля,
пятницы, во всех его страшных подробностях.
Он обошел компас и взглянул англичанину прямо в лицо. Оно неприятно
дергалось правой щекой. Глаза улыбались.
- Атт, сука... - сказал Снигирь и беспомощно оглянулся.
На трапе показались ноги главстаршины, и Снигирь кинулся к люку.
- Товарищ главстаршина, мне срочно к штурману!.. Подсмените!..

Старшему штурману ужин приносили на мостик. Он кончал суп, придерживая
левой рукой бинокль на груди, когда в рубку вошел Снигирь.
Штурманские электрики, попадая на походе на верхнюю палубу, любили
подыматься на мостик. Здесь согласно и четко работали указатели, вел свой
автоматический дневник курсограф, записывая на разграфленной ленте курс
корабля. На особом столе ползал одограф - его карандаш чертил по карте путь
корабля, пробираясь между пунктирами отмелей. Именно за ним любили следить
хозяева гирокомпасов. Он воплощал собою всю точность электронавигационного
дела - маленький прибор, который плывет по карте, в совершенстве копируя