"Леонид Сергеевич Соболев. Воспитание чувства" - читать интересную книгу автора

- А где заряжающий? В чем дело, старшина?
Гущев доложил, что Пинохин отпущен им оправиться, и вполголоса приказал
Кротких найти Пинохина в гальюне и сказать ему, чтоб не рассиживался.
В гальюне Пинохина не оказалось. Кротких нашел его там, где подозревал:
в кубрике. Пристроившись на рундуке у самого колокола громкого боя, Пинохин
спал, очевидно решив, что в случае тревоги успеет выскочить к орудию.
Кротких смотрел на него, и ярость вскипала в его сердце. Он вспомнил,
как грелся физкультурой комиссар, как отказался он от стакана чаю, как стоит
он сейчас там, на холоду, молчит и ждет, - и вдруг, стиснув зубы,
размахнулся и ударил Пинохина...
Разбор всего этого происходил в салоне после выполнения миноносцем
задания. Комиссар молчал и крутил папиросу. Крутил из-за него, из-за
Кротких, - и это было невыносимо. Жизнь казалась конченой: теперь никогда не
скажет ему комиссар ласково "Андрюша", никогда не спросит, где в
аккумуляторе плюс и где минус, никогда не улыбнется и не назовет "студентом
боевого факультета"... Слезы подступали к глазам, видимо, комиссар понял,
что они готовы брызнуть из-под опущенных век. Он отложил папиросу и
заговорил.
Слова его были медленны и казались жестокими. Филатов как-то
удивительно все повернул. Он начал с того, что, будь на его месте другой
комиссар, Кротких не так близко к сердцу принял бы поведение Пинохина. Он
сказал, что давно видит, как преданно и верно относится к нему Кротких, но
что все это не очень правильно. Оказалось, он заметил однажды ночью, как
Кротких вошел к нему на цыпочках, прикрыл иллюминатор, поправил одеяло и
долго смотрел, улыбаясь, как он спит (тут Кротких покраснел, ибо так было не
однажды), и назвал это мальчишеством, никак не подходящим для краснофлотца.
Если бы Кротких ударил Пинохина потому, что тот оставил свой боевой пост,
навредил этим всему кораблю и, по существу, изменил родине, то это комиссар
мог бы еще как-то понять. Но ведь Кротких полез в драку совсем по другим
причинам и причины эти высказал сам, крича, что у него, мол, за комиссара
сердце горит, такой, мол, человек на палубе мерзнет, а эта гадюка в тепле
припухает...
Филатов говорил резко, и Кротких мучился. Комиссар, наверное, заметил
это, потому что закурил наконец папиросу, и Кротких, изучивший его привычки,
понял, что он больше не сердится. Но Филатов выдохнул дым и неожиданно
закончил:
- Взыскание - само собой. По комсомолу, надо полагать, тоже вздраят...
А вас придется перевести.
У Кротких поплыло в глазах.
- Товарищ батальонный комиссар, мне на другом корабле не жить, - сказал
он глухо. И голос комиссара вдруг потеплел:
- Да я не собираюсь вас с миноносца списывать. Где вы такого Сакова
найдете, этак вся учеба у вас пропадет... Перейдете вестовым в
кают-компанию. Автоматику свою в тот буфет заберете, пригодится... Так, что
ли?
И хотя Кротких внутренне считал, что совсем не так, что комиссар не
понял его любви и преданности и что вся жизнь теперь потускнела и уходить в
кают-компанию просто тяжело, - он все-таки вытянулся и ответил:
- Точно, товарищ батальонный комиссар.
Это было настоящим горем. Кроме того, Кротких не предполагал, что на