"Владимир Соколовский. Облако, золотая полянка (Повесть-сказка в письмах) " - читать интересную книгу автора

зыбкий горизонт. А там, где должен стоять лес, - к я совершенно точно знаю,
что он там есть, я видел его до захода солнца, - теперь вижу только буйный,
причудливый хаос зелени, и где-то там, среди этих зеленых сверкающих
россыпей, одиноко бродит худая старая лошадь.
Я увидел ее и сразу забыл. А она, вырвавшись из этой круговерти,
подошла к нашему дому и коснулась мягкими губами моей щеки. Я испугался,
вскрикнул и кинулся к крыльцу. На нем стоял хозяин и усмехался.
- Что, боишься? - спросил он. - Не бойся, это меринок мой, Андрюха.
Андрюх, иди сюды. Я тебе сахарку вынес. На, милок. Ишь, баловник,
отворачивается. И то, там трава-то - ах, сахарная! Сам бы ел - ну, ей-богу,
пра!
- Между прочим, - холодно сказал я, - рабочий скот держать в личной
собственности граждан воспрещается.
- Да как тебе сказать. - Старик почесал затылок. - Он, если по правде,
и не мой вовсе. Так только, считается. Прибрел прошлой осенью, да так и
живет. Я доложил, куда следует; приходили, смотрели. Но только все говорят,
что не ихняя. Я и оставил. Кому он нужен, такой старый? Я думаю, он от цыган
пришел. Они в прошлом годе туточки проходили. Видно, забить хотели или
продать, а он о том вызнал да ушел. Я и рад - пущай живет, все какая-то
живая душа рядом. Андрюха, Андрюх - иди сюды, дурачок!
- Как это вы? - удивился я. - Человечьим именем животное называете.
- А человек и есть! - весело воскликнул хозяин. - Конечно, каждому
живому свое понятие от веку дано, да ведь дается-то оно от единого, то есть
начала.
- Это какого же начала? Вы что, насчет бога имеете в виду?
- Бога, бога, - проворчал он. - Больно нужно! Слыхал, может, слово
такое есть: пры-рода! Да ладно, идем ин чай пить.
В избе, на колченогом табурете, глотая черную тягучую жидкость (и чего
он в нее намешивает?), я с интересом смотрел на сидящего напротив хозяина.
Кстати, любезный Олег Платонович, увлекшись разговорами, совсем запамятовал
я описать убранство жилища, в котором волею судеб теперь проживаю. Это в
двух словах, Вы уж не посетуйте. Писалось, что отгорожена каморка, куда меня
поместили. Более же никаких перегородок на территории избы не имеется. Стоит
огромный, нелепый, грубо сколоченный стол. Он, по сути дела, не считая
нескольких утлых табуреток и скамьи вдоль стены, составляет всю обстановку.
Да, вот еще: на стенках горницы - две цветные фотографии из журнала
"Огонек". На одной из них - зафиксированная в прыжке балерина. Сцены не
видно под ней, и кажется, что она летит. Как прекрасно искусство! На другой
фотографии запечатлено торжественное событие: пуск нового блюминга. Казалось
бы, какие огромные площади при великаньем метраже избы должны пустовать! А
странно: нет ни обстановки, ни мебели, но и ощущения пустоты тоже нет.
Объясняется это, по-моему, величайшей захламленностью - все теми же
шкурками, сучьями, травками, над которыми возносится немножко затхлый,
прогоркловатый запах одиноко живущего старого человека.
Вот и все о избе, пожалуй. Имеется под ней еще и погреб. Не стал бы
загромождать рассказ этой деталью, но приспособлю ее к случаю. Вдруг во
время чая старик крякнул, схватился за поясницу и загудел: "Отпустило.
Попалась, зараза!" Выбежал на середину горницы, рванул кольцо крышки погреба
и исчез в нем. Появился через некоторое время, вздымая в руке огромную
жирную крысу, - уже дохлую, по всей вероятности. Прошествовав передо мной,