"Владимир Соколовский. Превращение Локоткова" - читать интересную книгу автора

паспорта, отметился в милиции, прошел короткую медкомиссию, получил
спецовку, и следующим утром поехал на тряском трамвае далеко за город, где
на строительстве производственных корпусов работала его бригада.


15

Так началась его новая жизнь. Она была, разумеется, много легче той,
какую ему пришлось вести в заключении: никаких ограничений, свободные
вечера, неподневольная работа, хороший заработок, два выходных - разве можно
сравнить? И все-таки чувство неудовлетворенности происходящим не оставляло
Локоткова, и бывало порою очень сильным. Начать с того, что он так и не смог
ужиться с соседями по комнате. Они были людьми рабочими, конкретными в делах
и поступках, и их раздражало, например, что Валерий Львович, придя с работы,
не варит суп, не идет развлекаться, не занимается иными какими-нибудь
житейскими делами, а или бродит бесцельно по комнате, или лежит с газетой,
журналом, книжкой, или спит. Вдобавок - равнодушен к наведению порядка в
комнате! Все это указывало на лентяйство, неряшество нового жильца, неумение
или нехотение уживаться с другими. И они решительно восстали против него, и
боролись своими мерами: строго выговаривали за каждый случай непорядка во
время дежурства, грозили бытсоветом и изгнанием из общежития; перестали
брать его в свои вечерние чаепития, и толковали себе во время их о том-сем
за столом, покуда он, неприкаянный, слонялся из угла в угол, или пытался
спрятаться от них за чтением на кровати. И к жильцам соседних комнат пошла
молва, они стали относиться к нему, как к придурку, но придурку недоброму,
нехорошему, заученному. Вот уж где сыграл роль факт локотковской судимости!
Он пытался сблизиться с этими людьми, договориться с ними по-доброму, даже
заискивал во имя этого, хоть и было противно, но не мог добиться
результатов. От такой мелкой, недостойной, по его мнению, войны он находился
в состоянии постоянного раздражения. И ведь понимал, что не во всем прав,
однако не мог уже изменить своих привычек. Здесь шла совсем другая жизнь,
очень отличающаяся от общежитской вузовской, которую он когда-то испытал.
Или сам уже стал стар, чтобы коротать дни и ночи в обществе людей, абсолютно
случайно сведенных с тобой на одних квадратных метрах? В колонии - другое
дело, там он жил по нужде, и потом - там его надежно прикрывали, и не давали
никому ни оскорбить, ни обидеть.
А здесь - не только в общежитии, и на работе Локотков не мог надежно
успокоиться. Соседи по жилью в глаза и заглаза звали его "интелего", а в
бригаде - "тупой доцент". Он и вправду был туповат, не очень расторопен, а
там приходилось иной раз и соображать, и пошевеливаться - будь здоров! Что
был бригаде - старым, молодым, каленым и зноем, и холодами, - какой-то
неясный диплом историка, пусть кандидата наук! Все только насмешничали, и
лишь бригадир Тудвасев, сам в далеком прошлом судимый, немножко опекал его,
обрывал других, - но и он порой подсмеивался, или посылал его работать
подальше от глаз. Это обижало Валерия Львовича: ведь он старался хорошо
работать, и быть полезным всем. И не был маменькиным сыночком: вырос в селе,
в доме со своим хозяйством, студентом и аспирантом ездил в стройотряды.
Почему же сейчас все получалось так ничтожно, по-бестолковому? Потому что
преподавательская профессия, профессия ученого, не имеющая ничего общего с
физическим трудом капитально в свое время подменили, переродили его, вынудив