"Владимир Соколовский. Превращение Локоткова" - читать интересную книгу автора

года?" Обычная говорильня, сводившаяся к одному: все должны приналечь,
обеспечить, постараться добиться... В вузе было то же самое. Запомнилось и
растрогало, как одна из учительниц, выйдя в коридор во время перерыва,
воскликнула радостно: "Ой, девки, да неужели скоро отпуск?" "Еще дожить
надо!" - резонно заметила другая. "Да теперь уж что... как-нибудь уж!" К
Локоткову подошли директор и завуч, спросили, нравится ли жилье. "Спасибо,
нормально!" - коротко ответил он. "Ну и хорошо, - сказала Левина. - Ничего,
обживетесь, привыкнете..." "Не надо меня утешать и успокаивать. Ведь ясно
же, что я здесь не потому, что это мне ужасно нравится..." Антонине Изотовне
его слова пришлись не по душе, и она отошла, сделав выразительную гримасу.
Директор же подмигнул, похлопал его по руке.
На этом педсовете Валерий Львович впервые обозрел всех своих коллег, а
некоторых даже запомнил: по манере разговора, прическе, чертам лица или
фигуре. Впрочем, кое-кого он знал и раньше, этих людей ему не приходилось
запоминать: географичку Нину Федоровну, длинного сутулого физика Бориса
Семеновича. Физик после педсовета приблизился к нему, предложил папиросу. "Я
не курю". А тому главное, видно, было - вступить в разговор, неважно какой.
"Прогуляемся?" - сказал он. "Конечно, пойдемте", - отозвался Локотков.
Сам по себе учитель физики Борис Семенович Слотин не показался ему
симпатичной личностью. Не очень опрятный, с внешностью типичного бобыля, с
вечной неуверенной, будто бы заискивающей улыбкой. Однако - шагнул же первый
навстречу, и спасибо ему.
По дороге физик предложил зайти к нему - он жил в том самом совхозном
бараке для приезжих, где никто не хотел селиться. Каморка у него была
запущенная, грязноватая - настоящее бобылье жилище. "Не холодно тут вам?" -
поинтересовался Валерий Львович. "Зимой бывает, что и холодно, -
неопределенно ответил тот. - И давай на "ты", что за церемонии, мы ведь
почти ровесники". Он был даже на год младше Локоткова, но все равно казался
Валерию Львовичу не то чтобы старше, - а старее, что ли. Вообще складывалось
впечатление, что его новому приятелю ничего не надо, кроме необходимых для
физиологической жизни атрибутов, - ну, разве что еще какой-то малости, и он
ничего не ждет от будущего, оно для него вроде бы даже и не существует.
Школа - дом, школа - дом. Да и можно было подумать, глядя на него, что ни к
тому, ни к другому он не прикипел по-настоящему сердцем. Просто - там надо
работать, а здесь надо жить. Локотков, честолюбивый по натуре, и вдобавок
проведший значительную часть своей жизни в сфере жестокой умственной
конкуренции, где честолюбие являлось господствующей чертой характеров, не
мог понять такого равнодушия.
Борис Семенович Слотин приехал сюда около пятнадцати лет назад, сразу
после института, привез молодую жену. Поначалу жил на квартире, а потом,
когда жена уехала, не выдержав однообразия здешней жизни и его вдумчивой,
тягучей натуры, он выхлопотал себе комнату в построенном к тому времени
совхозном доме, и зажил, как хотел. Физику - свой предмет - Слотин объяснял
просто и доходчиво, с ребятами ладил, потому что не докучал мелочными
требованиями и был сурово-снисходителен; вдобавок, он вел еще в школе
радиокружок и постоянно состоял со своими кружковцами в сложных отношениях
обмена радиодеталей. Коллеги считали его личностью симпатичной и необидной,
хоть Борис Семенович и был скрытен, малоразговорчив.
Хлам, кругом какие-то шасси, конденсаторы, всякая радиомелочь, и за
всем тем в комнате - ни одного целого, настоящего, хорошего приемника. Стоит