"А.И.Солженицын. Матренин двор" - читать интересную книгу автора

штабелями для просушки. Этим и хорош торф, что, добыв, его не
могут увезти сразу. Он сохнет до осени, а то и до снега, если
дорога не станет или трест затомошился. Это-то время бабы его и
брали. Зараз уносили в мешке торфин шесть, если были
сыроваты, торфин десять, если сухие. Одного мешка такого,
принесенного иногда километра за три (и весил он пуда два),
хватало на одну протолку. А дней в зиме двести. А топить надо:
утром русскую, вечером "голландку".
- Да чего говорить обапол! - сердилась Матрена на кого-то
невидимого. - Как лошадей не стало, так чего на себе не
припрешь, того и в дому нет. Спина у меня никогда не заживает.
Зимой салазки на себе, летом вязанки на себе, ей-богу правда!
Ходили бабы в день - не по разу. В хорошие дни Матрена
приносила по шесть мешков. Мой торф она сложила открыто,
свой прятала под мостами, и каждый вечер забивала лаз доской.
- Разве уж догадаются, враги, - улыбалась она, вытирая пот
со лба, - а то ни в жисть не найдут.
Что было делать тресту? Ему не отпускалось штатов, чтобы
расставлять караульщиков по всем болотам. Приходилось,
наверно, показав обильную добычу в сводках, затем списывать
- на крошку, на дожди. Иногда, порывами, собирали патруль и
ловили баб у входа в деревню. Бабы бросали мешки и
разбегались. Иногда, по доносу, ходили по домам с обыском,
составляли протокол на незаконный торф и грозились передать в
суд. Бабы на время бросали носить, но зима надвигалась и снова
гнала их - с санками по ночам.
Вообще, приглядываясь к Матрене, я замечал, что, помимо
стряпни и хозяйства, на каждый день у нее приходилось и какое-
нибудь другое немалое дело; закономерный порядок этих дел она
держала в голове и, проснувшись поутру, всегда знала, чем
сегодня день ее будет занят. Кроме торфа, кроме сбора старых
пеньков, вывороченных трактором на болоте, кроме брусники,
намачиваемой на зиму в четвертях ("Поточи зубки, Игнатич", -
угощала меня), кроме копки картошки, кроме беготни по
пенсионному делу, она должна была еще где-то раздобывать
сенца для единственной своей грязно-белой козы.
- А почему вы коровы не держите, Матрена Васильевна?
- Э-эх, Игнатич, - разъясняла Матрена, стоя в нечистом
фартуке в кухонном дверном вырезе и оборотясь к моему столу.
- Мне молока и от козы хватит. А корову заведи, так она меня
самой с ногами съест. У полотна не скоси - там свои хозява, и в
лесу косить нету - лесничество хозяин, и в колхозе мне не велят
- не колхозница, мол, теперь. Да они и колхозницы до самых
белых мух всё в колхоз, всё в колхоз, а себе уде из-под снегу.
- что за трава?.. По-бывалошному кипели с сеном в межень, с
Петрова до Ильина. Считалось трава.
- медовая...
Так, одной утельной козе собрать было сена для Матрены -
труд великий. Брала она с утра мешок и серп и уходила в места,
которые помнила, где трава росла по обмежкам, по задорого, по