"Александр Солженицын. На возврате дыхания и сознания" - читать интересную книгу автора

Это беда - наша въевшаяся, общая. С самого начала, как в Советском
Союзе звонко произнесли и жирно написали "самокритика", - всегда то была
ЕГО критика. Десятилетиями нам внушали наше социалистическое
превосходство, а судить-рядить разрешали только о чужом. И когда теперь
задумываемся мы говорить о своем, - бессознательная жажда смягчения
отклоняет наши перья от суровой линии. Трудно возвращается к нам
свободная мысль, трудно привыкнуть к ней сразу сполна и со всего горькА.
Называть вслух пороки нашего строя и нашей страны робко кажется
грехом против патриотизма.
Эта избирательная смиренность со "своим" при строгости к чужому
проявляется в сахаровской работе не раз, начиная с первой же ее
страницы: в кардинальной оговорке автора, что хотя цель его работы -
способствовать разумному сосуществованию "мировых идеологий", здесь "не
идет речь об идеологическом мире с теми фанатичными, сектантскими и
экстремистскими идеологиями, которые отрицают всякую возможность
сближения с ними, дискуссии и компромиссы, например с идеологиями
фашистской, расистской, милитаристской или маоистской". И - все. И в
перечислении - точка.
Ненадежный, обвалистый вход в такую важную работу! - не придушимся
ли мы под этим сводом? Хотя и сказано "например", хотя, значит, список
непримиримых идеологий еще не полон, - но по какой странной скромности
пропущена здесь именно та идеология, которая еще на заре XX века
объявила все компромиссы "гнилыми" и "предательскими", все дискуссии с
инакомыслящими - пустой и опасной болтовней, единственным решением
социальных задач - оружие, а деление мира - в двух цветах: "кто не с
нами - тот против нас"? С тех пор эта идеология имела огромный успех,
она окрасила собою весь XX век, ознобила три четверти Земли, - отчего же
Сахаров не упоминает Еи? Считает ли он, что с нею можно столковаться
мягким убеждением? О, если бы! Но еще никто не наблюдал подобного
случая, эта идеология нисколько не изменилась в своей неуклонности и
непримиримости. Подразумевает ли он ее в темном приглубке, в
непросвеченном "например"?
Абзацем ниже Сахаров называет среди "крайних выражений догматизма и
демагогии", в ряду тех же расизма и фашизма - уже и сталинизм. Но это -
худая подмена.
В Советском Союзе после 1956 года никакой особой смелости, новизны,
открытия нет - назвать "сталинизм" как нечто дурное. Официально так у
нас не принимается, но в общественности разошлось широко и часто
произносится устно. Написать "сталинизм" в таком перечне в годах
сороковых или тридцатых было бы и отвагой и мудростью - когда
"сталинизм" воплощался могучей действующей системой, достаточно
показавшей себя и у нас в стране, и уже в Восточной Европе. Но в 1968
году ссылаться на "сталинизм" есть подстановка, маскировка, уход от
проблемы.
Справедливо усумниться: а есть ли такой отдельный "сталинизм"?
СУЩЕСТВОВАЛ ЛИ ОН КОГДА? Сам Сталин никогда не утверждал ни своего
отдельного учения (по низкому умственному уровню он и не мог бы
построить такого), ни своей отдельной политической системы. Все
сегодняшние поклонники, избранники и плакальщики Сталина в нашей стране,
а также последователи его в Китае гранитно стоят на том, что Сталин был