"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу автора Но нужно отрезать им лазейку: не дать сговориться с царем! А значит:
помешать им оставить монархию. Запретить им монархию! Гиммер: но мы напугаем Милюкова - и он откажется от власти! И зачем так настаивать, если даже меньшевицкий ОК в сегодняшнем воззвании не назвал республики? Ну, выразим это так: буржуазное правительство не должно предрешать форму будущего правления. Приняли. Хорошо. А личный состав правительства? Да в общем, пусть набирают, кого хотят. Пусть дружки там делят портфели, все равно не надолго, в это мы не вмешиваемся. Ну конечно, если будут слишком одиозные лица - мы отведем. А остальные требования, какие приходили на ум, - все были такие старые, от Девятьсот Пятого года, общие всему либеральному и демократическому движению, - не могли кадеты настолько потерять совесть, чтоб от них отказаться. Вот только что там сейчас Соколов с солдатами готовит - это тоже придется предъявить. 274 Днем по улицам Луги безвозбранно ходили толпы солдат, под предводительством неизвестно каких типов. У пожарного депо убили двух городовых. Разграбили несколько лавок. Среди солдат стали попадаться и пьяные. Но согласно избранной тактике кавалеристы не выходили из казарм на Ротмистр Воронович оставался в казарме своей команды, нервничал, но Всяких не возвращался из "военного комитета", и послать больше было некого, деликатное дело. Около 6 вечера ротмистру доложили, что граф Менгден обходит казармы и произносит речи. Значит, не усидел, решил вмешаться. Что этот сумасбродный старик мог нагородить, ничего не понимая ни в обстановке, ни в чувствах солдат? Воронович поспешил найти его, нагнал его свиту в команде Кавалергардского полка. Старомодный седой генерал, уверенный в неотразимости своих слов и с неостывшей горячностью, произносил солдатам призывы о славных традициях полка и о верности присяге. Солдаты выслушали молча и не раздалось "рады стараться", и так же молчали при уходе генерала. И Менгден хотел идти в следующую казарму. Но Воронович придумал просить его зайти в управление подписать срочные бумаги. Генерал согласился, и вся свита повернула. Оказывается, за минувшие часы генерал уже был арестован на своей квартире артиллеристами и отведен этими мальчишками в их дивизион, но там его освободили и даже извинились. Может быть, этот арест и встряхнул Менгдена. Настроение его было снова бодрое, уверенное, как всегда. Входя в свой кабинет с Вороновичем, он укорил его, глядя краснотечными, чуть слезящимися глазами: - Я очень сожалею, что днем вы меня отговорили - выйти и крепко поговорить с этими мерзавцами. Это была ошибка, что я поддался вам. Нельзя бездействовать. Вот завтра-послезавтра всякие волнения в Петрограде будут |
|
|