"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу авторавеликое отступление Пятнадцатого года прокатилось без Рузского, - и он мог
из Кисловодска только гипотетически примеряться - остановил ли бы он его? и мог себе позволить советовать энергичное контрнаступление. Но тут Алексеев, принявший фронт от Рузского и ответственность за все отступление, виновник наших неудач, - получил не снижение, а повышение: начальником штаба Верховного, а при царе - фактически Верховным, - и ужо непоправимо обошел Рузского. Северо-Западный фронт разделили, и Рузский получил только часть своего прежнего - Северный фронт, и в тяжелый момент, после сдачи Ковно. И - ненадолго: тянулась опять цепь неудач, а тут он перенес плеврит, действительно расстроилось здоровье - и он второй раз за эту войну попросил отпуск по болезни. Его отпустили в декабре 1915 без уговариваний. Но когда к весне он уже и поправился, и вполне был готов вернуть свое Главнокомандование, и даже пробивался к тому настоятельно, - его не хотели возвращать - стена! - императрица, да и сам царь. Но становился его отпуск уже неприлично долог, необъясним, и этих военных месяцев боевому генералу не вернуть! Пришлось прибегнуть к самым разным средствам. Во-первых, стороною попросить благожелательных статей в газетах, - и они появились: такие разные газеты как "Биржевые ведомости" и "Новое время" со вниманием и симпатией всегда сообщали: как живет генерал Рузский, как он выздоравливает, как приехал в Петроград, полон бодрости и готов получить новое назначение. И этот похвальный хор отзывался даже и в Германии, и немецкая печать тоже писала о Рузском как о самом талантливом русском генерале. Во-вторых, поискать заступничества некоторых великих княгинь и князей, и, совсем конфиденциально, - молитв Распутина. И они помогли, может быть, более другого: в июле 1916 Рузский получил назад свое Главнокомандование и даже с округ, и весь живой кипучий Петроград, и, значит, цензура петроградских газет, - и генерал становился как бы: шефом, защитником и отцом столицы. Но все это он делал с таким тактом (с советами Зинаиды Александровны, прекрасно знавшей петербургскую жизнь и все фигуры тут), что сумел установить отличные отношения со столичными общественными кругами, и его очень любили и хвалили большие газеты, уверенные, что генерал всегда сочувствует общественным чаяниям. И даже, этой зимой, приезжавшие во Псков деятели полутуманно зондировали отношение генерала к возможным государственным изменениям, - и Рузский, в исключительно осмотрительной форме, подтвердил им свое сочувствие. Эта натуральная живая связь с Петроградом была разорвана недавним выделением Хабалова в самостоятельную единицу. Сперва Рузский очень жалел, был обижен, - но когда на этих днях разыгрались петроградские волнения, то, верно, следовало порадоваться, что не на Рузского легла палаческая роль давить их. Но и не вовсе в стороне пришлось удержаться. Еще в воскресенье вечером Родзянко бестактно прикатил Рузскому телеграмму, убеждая ходатайствовать перед Государем о создании министерства доверия. Положение создалось колкое: беспрецедентно было военному чину, побужденному гражданским лицом, обращаться к своему начальствующему с общественной просьбой. Но и - при размахе петроградских событий невозможно было такому общественно-популярному генералу остаться безучастным ко взыванию Председателя Думы. Целый понедельник Рузский проколебался в этом выборе весьма мучительно: |
|
|