"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу автора

генерал-квартирмейстерства Ставки на корпус. И поэтому он подошел сейчас по
настроению: встречать царя без звонких почестей, всегда отдававшихся раньше,
пригасить значение императорского приезда. Это будет прецедент в истории
России - но обстоятельства подкрепляли их решимость. И не везти царя в штаб
фронта, в город, но встретить на вокзале, свести приезд к проезду. И изо
всех непременных лиц сообщили только, по неизбежному порядку, псковскому
губернатору.
И так общественность не упрекнет Рузского, что он слишком носился с
самодержцем.
Оцепили весь вокзал, никого не пускали, и на платформах добились
безлюдности. Станция была и вся темновата, фонарей немного. Приехал
губернатор с несколькими чинами администрации.
Рузский, однако, очень волновался. И непонятно было, куда же теперь
Государь поедет. И в таких текучих условиях как же успеть добиться от него
тех уступок, которых требовало общество? Решительно, в один прием? Задача
нелегкая, если знать характер Государя: непостижимое безрассудное,
неразумное упрямство. И боязнь точных формулировок. И боязнь определенных
решений.
Лишь в половине восьмого вечера подошел первый из двух поездов. Еще вот
эта игра всякий раз: из двух неразличимых - который? царский? свитский?
Хорошо, что не унизился Рузский заранее выйти на тот перрон: оказался первый
свитский, где не с кем и здороваться.
Лишь через двадцать минут подошел царский. Широкие окна его были
затянуты шторами, лишь по щелям пробивались полоски света. Затем открылась
дверь освещенного тамбура, выскочил высокий флигель-адъютант. Перед дверью
приставили лестницу, обитую ковриком, и стали два казака. Это и был царский
вагон.
Генералы вступили туда. Скороход принял от них шинели. Пригбенный
печальный министр Двора граф Фредерикс пригласил их в салон-гостиную с
мебелью и стенами, обтянутыми зеленым шелком.
Государь вышел в темно-серой черкеске, форме кавказских пластунов.
Лицо его поразило Рузского, - за два месяца как он видел его на
совещании в Ставке. Всегда Государь был таким молодым, завидного здоровья,
да ведь ничего не делал, каждый день гулял. А сейчас было куда не молодо,
сильно утомлено, темные глубокие морщины от углов глаз.
Не умея скрыть тона неловкости (от стеснительного положения, от смысла
говоримого), но стараясь как можно обычнее, Государь объяснил, что поезд его
был задержан на станции Вишера известием, что Любань захвачена мятежниками.
А теперь он хочет проехать в Царское Село. Но не поехал прямой дорогой из
Дна, предполагая беспрепятственней сделать это объездом через Псков.
Он говорил - не как властелин. В его тоне было потерянное, если не
просительное. Говорил - и нервно трогал рукою ворот. Эти мотания в загнанном
поезде не прошли для него бесследно.
Рузский и всегда испытывал превосходство над этим венценосцем. Но
никогда столь большое, как сейчас. Как бы возвращая растерянного Верховного
к правилам забытой им службы, Рузский монотонным, даже ворчливым голосом
произнес доклад о состоянии своего фронта и о событиях на нем, - последнее
из того, что всех их интересовало, да и событий никаких не было, но Рузский
этим укреплял свою позицию и сбивал Государя дальше в растерянность.
А уж затем выразил сомнение, можно ли проехать через Лугу: там восстал