"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу автора

этого царя). Он - хотел этого, он - жаждал этого, он - вел к этому, уж как
умел. И если отречение так было необходимо минувшей осенью, уже тогда
созрело, то теперь даже перезрело, - но тем более срочно необходимо. Надо
решительно и быстро сменить ситуацию: Петроград будет не защищаться от царя,
но сам совершит на него прыжок! Когда ноги думского Комитета разъезжаются -
от распада полков, от зреющей злобы Совета, - надо не скользить, а прыгнуть
и овладеть троном.
Регентский совет Гучков так понимал, что сам займет в нем решающее
место. Гучков искренно любил Россию, он был - патриот. Но так понимал, что в
патрии должен занимать ведущее положение, по своим политическим талантам.
Однако не с кем, негде и некогда было присесть, обсудить - что же
делать? Всем им все время надо было куда-то ехать, идти, кричать.
Вот это и была революция.

268

От Старой Руссы до Дна невыносимо тянулась эта старенькая одноколейная
дорога с разъездами, не знавшая экспрессов, а теперь в нее втиснулись
великолепные синие императорские поезда. Дорога - не могла пропустить
быстрей, но старались как могли. Железнодорожники и местные жители глазели
на невиданные поезда, робко переговаривались между собою, очевидно: где же
тут царь?
Наивны, милы и доверчивы были их простонародные лица. Государь не
показывался им, но из-за занавесок смотрел - и сердце его утеплялось. Вот
такими он и представлял себе своих подданных, для таких он и правил, -
только никогда нельзя было, как и сейчас, через двойные стекла, услышать их
и прямо им объяснить, а всегда слышались раздраженные, предубежденные
образованные голоса и крикливые газеты, которые все извертывают до
неузнаваемости.
Очень тяжело было сегодня на душе, хотя и солнце иногда поглядывало на
снега. Не как сознательное мрачное размышление, но само по себе - грудь
разбирало, разгрызало невыносимое состояние. Еще вчера с утра мнившийся в
поездке покой был весь вымышленный. Ничем невозможно было заняться, ничего
читать, никуда отвлечься, мыслями не уйти.
Нетерпеливо хотелось скорее достигнуть Дна - во-первых потому, что это
был уже прямой поворот на Царское. Во-вторых потому, что там сейчас
предстояла встреча с Родзянкой, и она все больше казалась облегчением,
выходом: миролюбиво уладить, чтобы все успокоилось и стало на свои места. С
предполагаемой уступкой части министров Николай уже смирялся: от рокового
несчастного 17 октября Девятьсот Пятого он так или иначе был наведен на цепь
неотклонимых уступок.
Уступка - уже как бы и была сделана. И давление на сердце ослабло.
Полегчало.
Но он - не отдаст главных министерств. И, разумеется, министры будут
ответственны перед ним, а не перед Думой. Этот монархический принцип - скала
государства. Если министры ответственны перед Думой - то что тогда монарх?
Какое-то набивное чучело?
В этом, уверен был Николай, Аликс - горячо с ним заодно.
У свиты было откуда-то сведение, что Родзянко уже в пути.
На мелких станциях подхватывала свита и другие слухи, и Воейков иногда