"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу автораэтого царя). Он - хотел этого, он - жаждал этого, он - вел к этому, уж как
умел. И если отречение так было необходимо минувшей осенью, уже тогда созрело, то теперь даже перезрело, - но тем более срочно необходимо. Надо решительно и быстро сменить ситуацию: Петроград будет не защищаться от царя, но сам совершит на него прыжок! Когда ноги думского Комитета разъезжаются - от распада полков, от зреющей злобы Совета, - надо не скользить, а прыгнуть и овладеть троном. Регентский совет Гучков так понимал, что сам займет в нем решающее место. Гучков искренно любил Россию, он был - патриот. Но так понимал, что в патрии должен занимать ведущее положение, по своим политическим талантам. Однако не с кем, негде и некогда было присесть, обсудить - что же делать? Всем им все время надо было куда-то ехать, идти, кричать. Вот это и была революция. 268 От Старой Руссы до Дна невыносимо тянулась эта старенькая одноколейная дорога с разъездами, не знавшая экспрессов, а теперь в нее втиснулись великолепные синие императорские поезда. Дорога - не могла пропустить быстрей, но старались как могли. Железнодорожники и местные жители глазели на невиданные поезда, робко переговаривались между собою, очевидно: где же тут царь? Наивны, милы и доверчивы были их простонародные лица. Государь не показывался им, но из-за занавесок смотрел - и сердце его утеплялось. Вот такими он и представлял себе своих подданных, для таких он и правил, - и прямо им объяснить, а всегда слышались раздраженные, предубежденные образованные голоса и крикливые газеты, которые все извертывают до неузнаваемости. Очень тяжело было сегодня на душе, хотя и солнце иногда поглядывало на снега. Не как сознательное мрачное размышление, но само по себе - грудь разбирало, разгрызало невыносимое состояние. Еще вчера с утра мнившийся в поездке покой был весь вымышленный. Ничем невозможно было заняться, ничего читать, никуда отвлечься, мыслями не уйти. Нетерпеливо хотелось скорее достигнуть Дна - во-первых потому, что это был уже прямой поворот на Царское. Во-вторых потому, что там сейчас предстояла встреча с Родзянкой, и она все больше казалась облегчением, выходом: миролюбиво уладить, чтобы все успокоилось и стало на свои места. С предполагаемой уступкой части министров Николай уже смирялся: от рокового несчастного 17 октября Девятьсот Пятого он так или иначе был наведен на цепь неотклонимых уступок. Уступка - уже как бы и была сделана. И давление на сердце ослабло. Полегчало. Но он - не отдаст главных министерств. И, разумеется, министры будут ответственны перед ним, а не перед Думой. Этот монархический принцип - скала государства. Если министры ответственны перед Думой - то что тогда монарх? Какое-то набивное чучело? В этом, уверен был Николай, Аликс - горячо с ним заодно. У свиты было откуда-то сведение, что Родзянко уже в пути. На мелких станциях подхватывала свита и другие слухи, и Воейков иногда |
|
|