"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу авторапрошлого. Передавали имена арестованных деятелей старого режима - каждое имя
как падающая мрачная колонна. Последняя новость - что утром сегодня арестован Николай Маклаков. Передавали пикантную подробность: неистового антисемита Пуришкевича видели с красной гвоздичкой в петлице. Склоняют головы, склоняют, мерзавцы!... Появился и новый сенсационный слух - а газеты не успевают, проверить негде: в Берлине - тоже народная революция, второй день! Боже мой, неужели начинается всемирное братство? оборвется эта ужасная война? Преобразится Европа, преобразится вся планета?! И еще слух - о крушении царского поезда. Неизвестно, уцелел ли Сам. А само собой - какие-то войска движутся на Петроград. Конечно, опасность контрреволюции еще очень велика. Не может быть, чтобы старое было так сразу разбито и так окончательно умерло. Оно, конечно, притаилось и выжидает, чтобы накинуться на наш светлый праздник. Оно, конечно, еще шмыгает шпионами в уличной толпе и прислушивается. Оно, конечно, еще затаилось на чердаках с пулеметами и вот-вот начнет обстреливать улицы. Но - бессильны они и обречены!... Передавали с любовью и надеждой имена членов Думского Комитета, замечательных деятелей, которые теперь поведут Россию. Европейски образованный Милюков, подлинный ученый, он внесет в управление методы науки! Вечный антагонист императора - неукротимый воинственный Гучков! А Керенский - с его страстною жаждою правды и сочувствием к угнетенным! Да, это будет впервые на Руси - народная власть, все для народа. Так в этих растерзывающе-радостных разговорах и прошел счастливый и грызло: а что же убивают офицеров? Наши защитники, герои нашей армии - в чем же и перед кем они виноваты? Она робко пыталась выразить это в двух группах, ее как бы и не услышали, даже не возразили серьезно. Это не ложилось в общий поток восторга, выбрасывалось на сушу как инородное. Ну, случайности, ну, какая революция без крайностей? К светлому будущему невозможно вырваться без каких-то хоть малых жертв. Прошел день, и опять пересекала Вера кипуче-восторженный Невский, такие же сияющие лица культурного Петербурга на нем, перемешанные с самой простой толпой и с солдатами, и на всех красное, красное. А в Михайловский манеж, увидела, вводили группу арестованных, по одежде обывателей. Кого-то, за что-то. И в полицейских мундирах тоже. И за некоторыми тащились женщины с детьми, их отгоняли. Она вошла домой, еще сохраняя это весеннее поющее настроение, еще с той же невесомой улыбкой, - но мрачная встретила ее няня и эту улыбку успела заметить и сразу же согнала: - Пакостники! Слышать не хочу! Злодыри! По всем этажам обыскивать шастают, глядят - где б спереть, что плохо лежит. Так и валят, кучка за кучкой, и морды-то колодников, небось из тюрем да попереодевались. Полное для них нестеснение. И ружья держать не умеют, один во дворе чуть дитятку не застрелил, на палец не угодил. Приходили с обыском и к ним, но няня как стала на пороге, так никого не допустила, тряпкой в морды им махала. А какой дом получше, вон у Васильчиковых, рядом, - так двери не запираются, все новые на обыск валят, |
|
|