"Владимир Александрович Соллогуб. Неоконченные повести " - читать интересную книгу автора

так, скакал себе сломя голову.
Я приехал после обеда. Улицы были уже освещены, а перед одним домом
горели даже плошки. Насилу дотащился я до гостиницы - так я был утомлен и
разбит дорогой. Вы знаете, что такое русская езда на перекладной телеге. Я
бросился на трактирный диван и заснул, как спят после шести бессонных
суток. Усталость до того даже мною одолела, что я не успел ничего спросить
у трактирного слуги, а упал как мертвый. Я проснулся на другой день уж в
полдень и с удивлением заметил, что ктото сидел у меня в ногах, ожидая
моего пробуждения. Протираю глаза - Федор.
Вы помните Федора, который все ходил на почту и так усердно играл на
скрипке. Он был в трауре и сидел повес я голову.
Мы обнялись как братья.
- Я приехал, - сказал он едва внятно, - я приехал звать тебя на бал.
- На бал? Меня... куда?..
- На свадебный бал, - продолжал он. - Вчера была свадьба моей сестры.
Что ж делать? Я сам только что приехал. Правда, сестра умаливала, чтоб не
было этого бала, да свекор и вся родня взбудоражились. "Свадьба, говорят,
так и пир горой". В городе же сейчас узнали, что приехал петербургский
кавалер, и меня послали тебя пригласить.
- Хорошо, - сказал я, - отправляйся к сестре твоей и пригласи ее от
меня на мазурку. Так как я петербургский кавалер и человек светский, то я
непременно хочу для первого моего дебюта в Харькове танцевать с царицей
бала.
- Ты видел смерть брата? - спросил печально Федор.
- О брате твоем жалеть нечего: он умер. Ступай теперь к сестре с моим
поручением.
Федор отправился, а я начал готовиться к балу с неодолимым смущением.
Наконец я должен был увидеть то воздушное и таинственное существо, которое
имело такое странное значение и в моей жизни. Я припомнил все малейшие
подробности нашей странной переписки, сперва веселое ребячество ее бальных
впечатлений, потом легкие оттенки первой сердечной задумчивости и вдруг
пронзительный крик отчаяния. Не видав еще ее, я до того породнился с ее
чувствами, что одна мысль о ней сжимала мое сердце, и мне стало так
грустно, что я начал готовиться на ее брачный пир, как на похороны.
Ровно в девять часов, одевшись в черное с ног до головы, я отправился.
Вся улица была уставлена экипажами. Дом новобрачных сверкал из окон
ослепительным светом. Издали слышен уж был гром оркестра. У подъезда
толпился народ.
Я вошел, и при самом входе мне встретилось чинное шествие польского. В
первой паре шел толстый генерал и вел молодую за руку. Сердце мое ее разом
узнало, я едва не вскрикнул. Вообразите себе самое разительное сходство с
Виктором и то самое болезненное предсмертное выражение лица, которое
произвело на меня столь сильное впечатление накануне его кончины. Как-то
странно смешались в голове моей черты бедного товарища с чертами молодой
красавицы; мне становилось душно, голова моя кружилась, я стоял как
опьянелый, а польский все тянулся передо мной, как будто тени попарно, на
которые я смотрел как во сне.
Она также меня узнала. Я это понял с первого взгляда ее. Но сколько
было в этом взгляде! И прошедшая радость, и настоящее горе, и сожаление об
обманутых надеждах, и покорность неумолимой судьбе. Когда польский