"Владимир Александрович Соллогуб. Неоконченные повести " - читать интересную книгу автора

- Бедная сестра! - сказал он с усилием.
- Тебе кланяется брат твой Федор, - проговорил я горестно.
- Ты видел Беллу?
- Все хорошо по-прежнему. Вс& ждет тебя. Выздоравливай только скорее.
Больной перекрестился.
- Теперь все кончено, - прошептал он.
- Не извольте говорить: доктор запретил, - сказала сестра милосердия.
Он взглянул на нее с покорностью и снова пожал мне руку.
Долго, долго сидел я у изголовья его, и с каким-то мрачным любопытством
глядел на тяжкую борьбу сильной природы с неумолимым недугом. Наконец мне
стало страшно. Я убежал домой, прося, что, если с ним будет хуже, за мной
бы тотчас прислали. Ночью меня разбудили. Я наскоро оделся и отправился к
нему. На лестнице мне встретился священник с дарами, который уже выходил
от умирающего.
- Ну что? - спросил я трепетно.
- Отходит...
Никогда не забуду этой картины: в комнате было почти совершенно темно.
Виктор сидел на креслах, скрестив руки свои на стол, на котором положена
была подушка. Голова его качалась, как маятник, сверху вниз, и тяжелое
дыхание вытеснялось стонами из груди его. За ним несколько человек, как
черные образы, стояли в тени. В комнате все безмолвствовало и только
слышно было страшное хрипенье умирающего. И вдруг стало оно еще крепче,
еще страшнее. Последняя вспышка жизни потрясла все члены страдальца; потом
он начал мало-помалу успокаиваться, промежутки между стонами сделались
продолжительнее, стоны начали утихать, утихать, и голова осталась
неподвижна на подушке. Все было кончено.
Мы стали на колени и начали молиться.......
Через три дня мы похоронили Виктора на отдаленном кладбище, и так
окончилась внезапно поэтическая повесть его молодости.
Смерть его сильно на меня подействовала: я сделался вдруг равнодушен ко
всему, что прежде мне казалось так заманчиво. Я понял всю суетность жизни
и долго не мог постигнуть, как можно чего-нибудь надеяться или желать на
земле. И в самом деле, к чему ведут все эти напрасные мучения, которыми
затрудняем свой путь, когда мы сами без воли и без силы увлекаемся
всесокрушающим потоком? Я стал глядеть на все с холодным отвращением. На
всех лицах, веселых и болтливых, я высматривал лишь отпечаток смерти.
Красавиц, которые мне очаровательно улыбались, я воображал безобразными
остовами, и вся земля казалась мне огромной могилой. Так проходили дни
мои. А ночью, когда мучила меня бессонница, мне казалось, что умирающий
товарищ сидит у моей кровати, скрестив руки на стол, и медленно качает
головой; глаза его мутно на меня устремлялись, и в тусклом их взоре
выражалась какая-то бессильная жалоба, какой-то неясный упрек, живо
напоминавший мне о жалкой участи сестры его.
Такое положение становилось нестерпимо; я решился рассеяться во что бы
то ни стало и просил откомандировки. Мне предложили ехать в Одессу, и я с
радостью принял предложение. Дорога была через Харьков.
Я наскоро снарядился в путь, как будто предвидя, что мое присутствие
могло кому-нибудь быть нужно. Я думаю, никогда жених, трепетно ожидаемый,
не спешит так к своей невесте, как я спешил тогда в Харьков, сам не зная
почему. Я не знал, увижу ли я там кого, узнаю ли что близкое к сердцу, а