"Геннадий Солодников. Пристань в сосновом бору" - читать интересную книгу автора

собеседником, странным образом сблизило его с ней. И оттого, что он сумел
по-своему выговориться перед собой, еще раз постарался понять в общем-то уже
понятное, ему стало легче, не так одиноко, и он пришел из бора с прежним,
утренним настроением.
Правда, когда остался наедине - а он умел уходить в себя, даже если
сосед Ваня был в комнате, шелестел листами книги, бормотал что-то под нос
или задавал вопросы, - вдруг подумал, что глуповато вел себя с Сармите. Во
всяком случае, выглядел не то каким-то недоумком, не то человеком, который
шибко много о себе понимает, играет в загадочную личность. Нет чтобы быть
попроще: проявить элементарное внимание, выказать хоть чуточку мужской
заинтересованности. А вместо этого - немое: ах, посмотрите, какой он
непостигаемый и, может, несчастный!
А тут еще Ваня, сам не подозревая о том, мимоходом царапнул по
больному.
С Ваней они познакомились по дороге в дом отдыха. Вместе переходили по
обветшалому льду через реку в верхней части города, вместе устраивались и на
отдых. Русину сказали, что для него приготовлена отдельная комнатка... "Но,
понимаете, заведение наше старое, тесное... А тут, понимаете, заезд
получился чуть выше нормы. Не могли бы вы позволить подселить к вам еще
кого-нибудь? Одного. Всего одного"... Русин тут же с искренней радостью
согласился, выдвинул вперед своего попутчика: дескать, вот он. Пожалуйста! С
великим удовольствием! А потом даже чуточку возмутился тем, что кто-то за
него хлопотал: он ведь никого не просил и потому на отдельное жилье не
рассчитывал и не претендует. А сам в душе, тоже искренне, радовался: вон как
ладненько все получилось, и его принимают наособицу. Молодец, Ленька! Это он
загодя позвонил директору дома отдыха, представился честь по чести своим
хорошо поставленным голосом, назвал внушительную фирму - редакцию областной
молодежной газеты, уважительно и настоятельно, с бархатистыми переливчиками
в интонации, попросил создать для приезжающего художника условия не только
для отдыха, точнее, не столько для отдыха, сколько для работы... И вот
теперь все складывается тип-топ, как любил говорить тот же Ленька.
Комнатка была небольшая, об одно окно, приютилась она в стороне от
основных палат, в укромном углу коридора, и в ней можно было прожить тихо и
неприметно все двенадцать гулевых дней. Ваня тоже радовался, поглядывал на
своего неожиданного благодетеля с преданностью.
Русин сразу же отправился в библиотеку и встретил там молодую женщину,
судя по всему, работницу дома отдыха. Позднее он узнал, что это массовик, но
поскольку на общую зарядку не ходил, в увеселительных затеях не участвовал,
поэтому близко с ней не встречался. А сегодня только что столкнулся на
крыльце один на один, приветливо улыбнулся, хотел поздороваться с должным
приличием и словно споткнулся, занеся ногу на очередную ступеньку. Она
прошла мимо, не замечая его расположения, наоборот, глянула как-то нехорошо:
то ли с осуждением, то ли с пренебрежением. Это очень задело Русина, и он
рассказал о встрече Ване.
- Во дает! - простодушно воскликнул тот. - Ты что, не знаешь? Ее ж
специально выселили перед нашим приездом из этой комнаты. Перевели в другую,
при клубе.
"Самодовольный ты дурак, Русин. Самовлюбленный олух! Не замечаешь, что
творится с другими вокруг. Все о себе, о своем..." Он резко сморщился,
словно его пронзила внезапная боль, и пошел прочь из комнаты, не отвечая на