"Геннадий Солодников. Пристань в сосновом бору" - читать интересную книгу автора

удлиненная приталенная куртка, подчеркивающая скрытую гибкость фигуры, - все
говорило о юной свежести.
- Посмотрите, как плавно, как легко она идет! - тихо сказала Сармите, и
Русин радостно подивился совпадению их мыслей. Он отпустил ее руку, чуть
приотстал и просто, без всяких предисловий, прочитал пришедшее вдруг на
память:
- Был холст натянут на подрамник, обычный холст обычным днем, и, как
подранок, как подранок, забилась женщина на нем. И живописец бросил кисти,
надел берет и вышел вон. И мы уже боимся мысли, что мог не жить на свете он.
Или среди живого люда из-за тумана или тьмы не оценить прообраз чуда, как не
оцениваем мы.
- Хорошо! - выдохнула Сармите. - Чьи это?
- Вы не знаете? Живет в одном городе с вами, работает на старом
комбинате. - И Николай назвал фамилию Олега.
- Слыхала, но по-настоящему не читала. Кое-что в местной газете.
- Вот всегда так. Ищем, ищем чего-нибудь в таинственном далеком далеке
и не замечаем того, что вблизи.
У Русина вырвалось это невольно и сказано было скорее для себя, чем для
Сармите. Ему подумалось, что девушка может понять неправильно, примет его
слова за осуждение. Но она глянула ему в лицо и спросила, не требуя ответа:
- Ведь вы подумали и о чем-то другом, не только о стихах?.. Пожалуйста,
почитайте что-нибудь еще.

Возвращаясь с прогулки, они зашли в магазинчик на самом краю поселка. В
нем было холодно и пусто. Лишь одна женщина выбирала что-то из матерчатого
вороха на прилавке, да сосед Ваня весело зубоскалил с продавщицей и
пристраивал во внутренний карман куртки бутылку. Он со значением подмигнул
Русину: "Гуляем? Ну, давай, давай!" Кивнул в сторону полок, как бы приглашая
тоже запастись не лишним в "таком деле" товаром, и вышел. На Сармите Ваня не
задержал взгляда и сделал это явно сознательно - чтоб не смутить ее, не
помешать Николаю. Но на Русина эта деликатность, эта бесхитростная мужская
поддержка подействовали совсем по-другому - чем-то нехорошим пахнуло от
такого намека.
Николаю стало неловко от наплыва укоров совести, и он с облегчением
пошел из магазина вслед за Сармите. Он бы с удовольствием направился
напрямик домой, в свою комнату-келью. Ваня наверняка гоняет бильярдные шары,
и хорошо бы посидеть одному у окна, глядя, как исподволь тускнеют сосновые
стволы, растворяются, сливаются в единую темную массу; сумерки густеют,
наплывают из бора, подтапливают здание снизу и постепенно заливают все
окно... Но Сармите увидела на льду заливчика запоздалых рыбаков-зимогоров и
потянула Русина за собой. Сапожки ее скользили на крутом откосе, она чуть
слышно взвизгивала, рассыпалась заливистым смешком и цепко хватала Николая
за руку.
Один пожилой рыболов был отдыхающим, из заезда Сармите, Он широко
улыбнулся ей, словно радушно приглашая за свой праздничный стол. Рядом с
ящиком, на котором он сидел, краснела перьями грудка окуней. Некоторые еще
поводили жабрами. Сармите по-детски обрадовалась, присела на корточки и
осторожно, одним пальчиком, стала трогать окуньков. Когда кто-нибудь из них
упруго бил хвостом, она ойкала и боязливо отдергивала руку.
- А что, добрая будет ушица... особенно на двоих, - довольно рассмеялся