"Федор Кузьмич Сологуб. Капли крови (Навьи чары) ("Творимая легенда", #1)" - читать интересную книгу автора

поколений вперед. И он все повалит, - науку, искусство, все. Вот типичный
хам - этот ваш Щемилов, которому ты, Елисавета, так симпатизируешь.
Фамильярный молодчик, благообразный Смердяков.
Петр пристально смотрел на Елисавету. Она сказала спокойно:
- Я нахожу, что ты к нему несправедлив. Он - хороший.
Обед кончился. Рады были. Разговор раздражал. Даже невозмутимая мисс
Гаррисон несколько поспешнее всегдашнего поднялась с места. Рамеев, как
всегда, ушел к себе, - на час заснуть. Молодые люди пошли в сад. Миша и
Елена побежали вниз к реке. Так захотелось беззаботно бежать друг за другом,
и смеяться.
- Елисавета! - позвал Петр.
Голос его нервно дрогнул. Елисавета остановилась. Старая липа быстро
бросила на нее густую тень. Елисавета вопросительно поглядела на Петра,
положила руки на грудь, - вдруг от чего-то забилось сердце, - и, обнаженные
так стройны были руки. Прекрасные руки, - обаяние власти, - о, если бы
внезапный порыв страсти кинул их на его плечи!
- Могу я сказать тебе, Елисавета, несколько слов? - спросил Петр.
Елисавета слегка покраснела, склонила голову, и тихо сказала:
- Сядем где-нибудь.
Она пошла по дороге к беседке над обрывом. Петр молча шел за нею. Они
молча поднялись по отлогим ступеням. Елисавета села, и уронила руки на
низкую ограду открытой беседки. Холмистые дали широкою панорамою легли перед
нею, - вид с детства знакомый и неизменно - соединенный с привычным,
сладостным волнением. И уже не всматривалась она в отдельные предметы, - как
музыка, разливалась перед нею природа в неистощимости переливных красок и
успокоенных звуков. Петр стоял перед нею, и смотрел на ее прекрасное лицо.
Склоняющийся Змей лобзал озаренное лицо Елисаветы, - пронизанное светом,
ликовала расцветающая плоть.
Они молчали. Обоим было томительно неловко. Петр нервно поламывал ветки
берез, растущих около беседки. Елисавета спросила:
- Что ты хочешь мне сказать?
Холодная отчужденность, почти враждебность, послышалась в звуке ее
голоса. Так сказалась внутренняя тревога. Она почувствовала это, и
улыбнулась ласково и робко.
- Что сказать! - тихо и нерешительно начал Петр. - То же, что и всегда.
Елисавета, я люблю тебя!
Елисавета покраснела. Глаза ее сверкнули и потухли. Она встала и
заговорила, волнуясь:
- Петр, зачем ты опять напрасно мучишь себя и меня? Мы так с тобою
близки с детства, - но мы так расходимся! У нас разные дороги, мы по-иному
думаем, иному веруем.
Петр слушал ее с выражением страстного нетерпения и досады. Елисавета
хотела продолжать, но он заговорил:
- Ах, к чему это... эти слова! Елисавета, забудь в эту минуту о наших
разногласиях. Они так ничтожны! Или нет, пусть они значительны. Но я хочу
сказать, что политика и это все, что нас разделяет, это все только легкая
накипь, мгновенная пена на широком просторе нашей жизни. В любви - вечная
правда, в сладостной влюбленности - откровение вечной правды. Кто не живет в
любви, кто не стремится к единению с любимым, тот мертв.
- Я люблю народ, свободу, - тихо сказала Елисавета, - моя влюбленность