"Иван Солоневич. Диктатура импотентов. Социализм, его пророчества и их реализация" - читать интересную книгу автора

гнездах, ни в коммунистических ячейках. И там, и там был грабеж - и больше
ничего. И было туманное предчувствие конца этого грабежа. Именно от этого
идет общая для гнезд и для ячеек ненависть. Может быть, поэтому именно самая
аристократическая часть русской эмиграции сейчас промышляет советским
патриотизмом, а самая "рабоче-крестьянская" предпочитает самоубийство
возвращению в патриотические объятия Советов?
Революционные процессы отражаются в декламации и в философии.
Повседневный быт революции проходит вне внимания и декламации, и философии.
Но именно он определяет все. В тридцати миллионах хозяйственных ячеек страны
развивается приблизительно одна и та же профессия: замены капиталиста,
предпринимателя, представителя анархической частной инициативы мужчинами
приличного вида, а иногда и вовсе неприличного вида.
Итак, капиталист Яковлев сломан и выброшен за борт жизни. В свое время
он покупал селедку, перевозил селедку и продавал селедку. Он богател и
разорялся, но это касалось только его самого. Если он пропивал, то только
свои собственные деньги. Если он не умел торговать, то он платил своими
собственными убытками. Сейчас он исчез. На его месте появился приличного
вида мужчина. И появились совершенно новые линии хозяйственного развития
страны.
В среднем следует предположить, что приличного вида мужчины - люди,
как люди, не хуже и не лучше других. На практике они все-таки хуже. И что,
управляя НЕ своим собственным имуществом, они должны как-то
контролироваться. Нужно иметь в виду: советский кооператив НЕ есть
кооператив. Нормальная кооперация есть результат сложения некой суммы
частных собственников - совершенно так же, как и любая акционерная
компания: где-то в конечном счете сидит частный собственник пая или акции.
Советская кооперация есть государственное предприятие, регулируемое
общегосударственным планом и поэтому подчиненное общегосударственной
бюрократии. Потому на другой же день после исчезновения Яковлева, а может
быть, и в тот же день на всемирно-исторической сцене появляются такие, до
сего времени не отмеченные мировой философией термины, как усушка, утруска и
прочие синонимы воровства. Никогда в моей социалистической жизни - ни в
России, ни в Германии - мне не удавалось купить фунт сухого сахара. Он
принимается магазином в сухом виде. В магазине он таинственно набухает
водой, и эта вода продается покупателю по цене сахара. Разницу менее
таинственным образом потребляют мужчины приличного вида - конечно, за МОЙ
счет.
Техника государственной торговли выработала неисчислимое количество
методов планового и внепланового воровства. Если предоставить этому
воровству полную свободу рук, то все будет разорвано в течение нескольких
недель, а может быть, и дней. Нужен контроль. По всему этому над тем местом,
где раньше бесплатно и бесконтрольно хозяйничал мой Яковлев, вырастает
массивная пирамида:
а) бюрократия планирующая, б) бюрократия заведующая, в) бюрократия
контролирующая, г) бюрократия судящая и д) бюрократия расстреливающая.
Появилась также необходимость всю эту бюрократию как-то кормить.
Техника кормления этой бюрократии, как и всякой бюрократии в мире,
распадается на две части - официальную и неофициальную. Официальная
выражается в "ставке", неофициальная - во всех видах утечки, взятки,
смазки, блата и прочих трудно переводимых синонимов воровства. Фактически