"Владимир Алексеевич Солоухин. Каравай заварного хлеба (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

что я бреду сквозь метельную темень.
То, что мне не дойти, было ясно. Но в то же время (может быть,
единственно от молодости) не верилось, что я в конце концов здесь погибну!
Случится что-нибудь такое, что поможет мне, выручит, и я все-таки
дойду, и сяду на лавку около стола, и мать достанет мне с печи теплые
валенки, и я наемся, а потом закурю, и ничего не будет слаще той глубокой,
той долгожданной затяжки. Нет, что-нибудь произойдет, что я все-таки не
останусь здесь навсегда. Ведь это так реально: теплый дом, и мать, и
валенки, и еда. Это ведь все существует на самом деле, а не придумано
мною. Нужно только дойти - и все. А дома есть и валенки, и, конечно, есть
у матери припрятанная на случай махорка...
Вдруг я заметил, что мои йоги (а я глядел теперь только на свои ноги)
как бы отбрасывают тень, да и от самого меня простерлась вперед темная
полоса. Я оглянулся. Случилось именно самое невероятное, самое чудесное и
волшебное: по застарелой колее, беспорядочно разбрасывая свет фар то
вправо, то влево, то кверху, то книзу, пробирался настоящий автомобиль! Я
еще не знал, какой он: легковой, или полуторка, или трехтонка, или, может
быть, "студебеккер", но это безразлично - главное, автомобиль, и свет, и
люди, и, как и следовало ожидать, я спасен, я не останусь замерзать в этой
заснеженной черноте!
О том, что автомобиль может не остановиться, а проехать мимо, у меня
не было и мысли. Он для того только и появился здесь, чтобы подобрать и
спасти меня, как же он может не остановиться? Если бы я знал, что он может
не остановиться, я бы встал посреди дороги и растопырил руки. А то я
шагнул в сторонку и, кажется, даже не сделал самого простого - не поднял
руки, настолько очевидно было, что меня нужно подобрать. И вот автомобиль
(это оказалась полуторка), разбрасывая снег, проехал мимо меня. Ночь
хлынула в пространство, на время отвоеванное у нее человеческим светом,
залила его еще более густой, еще более непроглядной темнотой.
Полуторка не ехала, а ползла. В другое время мне ничего не стоило бы
нагнать ее пятью прыжками и перекинуть себя через борт, едва коснувшись
ногой какого-нибудь там выступа. Но теперь мне показалось, что если я,
собрав последние крохи сил, побегу, и вдруг не догоню машину или не сумею
в нее забраться, и сорвусь, и упаду в снег, то уж, значит, и не встану.
Вот почему я не побежал.
Отъехав шагов двести, машина остановилась. И неудивительно.
Удивительно было другое: как она могла оказаться на этой дороге и как она
вообще по ней пробиралась?
Я понял, что машина остановилась, когда около нее начало мелькать
белое пятно света от электрического фонарика. Я догадался: люди вышли из
кабины и осматривают колеса и яму, в которую они провалились.
Вопрос теперь решался просто: кто скорее? Я скорее добреду до машины
или машина тронется с места? Иногда мотор начинал рычать усиленно и
надрывно, даже стон и свист слышались в его рычании. У меня обрывалось
сердце: сейчас пойдет, выкарабкается из ямы! Но рычание стихало, снова
мелькал фонарик, и вскоре я стал различать силуэт машины, еще более
темной, чем сама ночь.
Когда я добрел до автомобиля, людей около него уже не было. Вот уж
снег из-под задних колес долетел до меня - так я приблизился к цели. Вот
уж я вижу, как бешено крутятся колеса, стараясь зацепиться хоть за