"Владимир Алексеевич Солоухин. Немой (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

была одной из обыкновенных полноценных деревенек среди других деревенек,
расставленных по речке Ворще и окружавших наше село. Прокошиха, Брод,
Негодяиха, Венки, Пуговицино, Курьяниха, Калинино, Олепинец, Кривец - все
они входили в наш, как раньше говорилось, приход (а позже сельсовет), все
они были домов по двадцати и обозначались для смотрящего на них скорее
купами деревьев, ветлами, липами, чем домами, а также садами и огородами,
да еще маленькими баньками, отбежавшими от основного куста деревни шагов
на триста на зеленый лужок, на берег речки. Оно и понятно. Лучше один раз
самим пройти эти триста шагов, со свертком белья под мышкой, чем носить
ведрами светлую, шелковую (в рассуждении мылкости) речную воду.
Процесс исчезновения с лица земли тысяч и десятков тысяч российских
деревенек не обошел и Останиху. Постепенно исчезли амбары, сараи, баньки,
потом, словно ослабевшие зубы, стали выпадать и дома. На месте выпавшего
зуба остается пустая десна, на месте выпавшего дома - крапива. В сущности,
то же пустое место.
Тут обозначился другой, встречный, хоть и не равноценный процесс.
Некоторые городские люди, пенсионеры, полковники в отставке, художники (в
особенности) стали покупать опустевшие, но еще не сломанные дома. Говорят,
на севере, в Вологодской, Архангельской областях, огромный домино со всеми
дворами, клетями и подклетями можно купить за двести - триста рублей. За
морем телушка полушка, да рубль провоз. Проезд в нашем случае. За семьсот
километров из Москвы на дачу не наездишься. Однако и в ближайших к
Подмосковью местах, вроде наших владимирских, тот же процесс, те же
закономерности.
В Останихе осталось в конце концов четыре дома. Два стоят
заколоченные, в одном живет местная старуха, а один дом купил московский
полковник, дирижер военного (дивизионного) оркестра Виктор Иванович Жилин.
В Москве он, может быть, и дирижер, управляющий целым оркестром, и
вообще (как полковник) имеющий определенное значение, в Останихе же
оказался бесправным и беспомощным "дачником".
Предыдущий председатель колхоза (Быков) всячески притеснял и допекал
останинских жителей: старуху и семью Виктора Ивановича. Председателю не
терпелось сломать остатки деревни, выкорчевать сады, деревья и запахать то
место, где сотни лет стояла Останиха. Этакий зуд все сровнять и все
запахать. Мало того, что в Останиху не провели электричества, председатель
запретил колхозному кладовщику продавать баллоны с газом останинским
жителям. Однако и старуха и Виктор Иванович упорно выдерживали все
притеснения, не дрогнули, сидя с керосиновыми лампами, и ухитрялись
доставать газ где-то на стороне. Все искупали близость речки, промытый
росами воздух и полная тишина. Если у нас в селе постоянно тарахтят то
трактора, то автомобили, то там, в Останихе - ни одного лишнего звука.
Виктор Иванович приезжает на лето с семьей: женой Анфисой Сергеевной
и внучкой - беленькой, синеглазой Катенькой. Родители Катеньки, то есть
дочь и зять Виктора Ивановича, бывают только наездами, потому что заняты в
Москве на работе.
Виктор Иванович через два дня на третий ходит к нам в село за молоком
и в сельмаг. Мы познакомились, и выяснилось, что музыкант и полковник -
любитель шахмат. Это можно расценивать как находку. Иногда после работы,
часов в пять-шесть, я иду через лесок, через речку, через заболотившийся
кочковатый луг в Останиху, и мы, устроившись на улице перед домом,