"В.А.Солоухин. Капля росы (Лирическая повесть) " - читать интересную книгу автора

прохлада, и горение росы, и сверкание ее; луговые цветы померкли, вода
потускнела, а на небе вместо ярких и пышных облаков вуалью распространилась
ровная, белесоватая мгла.
Было впечатление, что несколько часов назад мы волшебным образом
побывали в совершенно иной, чудесной стране, где и алые лилии, и красная
рыбина на веревке у старика, и травы переливаются огнями, и все там яснее,
красивее, четче, точь-в-точь как бывает в чудесных странах, куда попадаешь
единственно силой сказочного волшебства.
Как же попасть опять в эту дивную алую страну? Ведь сколько ни приезжай
потом на место, где встречается речка Черная с рекой Колокшей и где за
былинным холмом орут городищенские петухи, не проникнешь, куда желаешь, как
если бы забыл всесильное магическое слово, раздвигающее леса и горы.
Сколько я ни ездил потом рыбачить из Москвы на Колокшу, не мог я
попасть в ту страну и понял, что каждое утро, каждая весна, каждая любовь,
каждая радость неповторимы в жизни для человека.
Тогда-то и вспомнилась мне самая дивная из всех волшебных стран -
страна моего детства. Ключи от нее заброшены так далеко, потеряны так
безвозвратно, что никогда, никогда, хотя бы одну пустяковую тропинку, не
увидишь до конца жизни. Впрочем, в той стране не может быть пустяковой
тропинки. Все там полно значения и смысла. Человек, позабывший, что было там
и как было там, человек, позабывший даже про то, что это когда-то было, -
самый бедный человек на земле.
В самом деле, разве, приезжая в родное село Олепино, я вижу те же дома,
те же деревья, ту же речку Ворщу и тот же Самойловский лес?
А где огромная гора от села к реке? Не в этом ли пригорке я должен
узнать ту гору, на которую, бывало, если забежишь без отдыха, побившись об
заклад, потом никак не отдышишься?
Не должен ли я этот жалкий, в сущности, песчаный обрыв над рекой,
заросший где ольхой, где сосенками, принять за ту кручу, за так называемый
утес, где прятались "партизанские отряды", действовали "пограничники с
собаками", убивали друг друга "морские пираты" и где, наконец, после того
как разобьешь неосторожно горшок со сметаной, можно было считать себя
надежно спрятавшимся от всего остального мира?
Может быть, Самойловский лес, который хорошим шагом можно пройти за
час-полтора хоть вдоль, хоть поперек, и есть те дикие таежные дебри, в
которые боязно было углубляться от светлой теплой опушки, потому что вроде
бы до самого края земли простерся этот лес и все, чему положено быть в лесу:
и братья-разбойники, и избушка на курьих ножках, и цветущий в колдовскую
полночь папоротник, - все это там, в дебрях этого леса?
А эта неинтересная, обыкновенная солома! Разве она та самая, что пахла
солнцем и полем, когда мы проделывали в ней норы и прятались там в душистой
прохладной темноте?
А сам я, играющий на бильярде и в шахматы, сочиняющий стихи и
покупающий игрушки детишкам, сотрудничающий в газете и пишущий статьи в
журналы, - разве я и есть главный житель той страны, герой морских сражений
и набегов на чужие огороды, спасающий разных там царевен и девочку Надю из
пятого класса "А", самый смелый, самый гордый, самый сильный человек на
земле? Что вы? Я обыкновенный, средний, со множеством отрицательных черт и
слабостей человек. А тот, другой? Его нет, он остался там, в золотистой
теплой мальчишечьей стране, которой тоже больше нет ни на земле, ни на