"В.А.Солоухин. Капля росы (Лирическая повесть) " - читать интересную книгу автора

черепки.
Самый дорогой черепок принадлежал Вальке Грубову. На нем была
изображена сиреневая птичка, сидящая на золотой ветке, а кругом зеленые
листья.
Черепки у нас играли роль денег. Чего хочешь можно было купить у
товарища за хорошие черепки, и, наоборот, можно было продать за них
какую-нибудь безделушку, кроме разве перочинного ножичка. Это была валюта,
надежно обеспеченная всеми золотыми запасами детского воображения, детской
непосредственности и детства вообще. Мы могли то раскладывать черепки на
дощечку возле завалинки, то есть устраивали нечто вроде выставок, то
собирали и прятали в холщовые мешочки, трясясь над мешочками, как последние
скряги, то в таинственном сладком порыве самоотречения одаривали лучшим
черепком соседскую девчонку, и девчонка та должна понимать теперь, что ни
дорогие духи, ни золотые сережки с камешками не могли уж потом идти в
сравнение с этими первыми подарками.
Последнее, что я помню о черепках, - это ужасная катастрофа, инфляция,
потрясшая наше детское "государство". На поповом огороде мы докопались и
открыли вдруг там, где некогда была помойка, на глубине полуметра такие
напластования черепков, такие запасы и россыпи, накопившиеся за многие годы,
что курс каждого черепка в отдельности после этой роковой находки упал почти
до нуля, и я уж не помню, чтобы он мог поправиться. Черепки валялись
повсюду, и играть в них стало неинтересно.
Но все же я с благодарностью вспоминаю то поистине драгоценное время,
когда черепок с золотой каемочкой был для меня драгоценен, как если бы
настоящее золото.

* * *

Все наше село заросло мелкой густой шелковистой травкой, которую в
народе зовут мурава. Словно плотной шерсткой, покрыта летняя земля этой
травой. Только на тропинках возле домов, да еще на проезжей дороге вдоль
села, да еще на тропинках от домов к колодцам невозможно расти мураве.
Она настолько чиста (мало разного движения, а значит, и пыли в селе),
что в праздничный день, трезвые ли, подвыпившие ли, мужики и парни вольготно
лежат на лужайках перед своими домами прямо в белых рубашках. Разве
кто-нибудь неосторожно проползет или проволочется волоком, ну, тогда
останется след на одежде, и то не от грязи след, а зеленый, оттого что при
волочении содрали кожицу с нежной травки, она-то и обзеленила выходной
наряд.
В будние дни в обед то и дело можно видеть на лужайках спящих людей:
чего томиться в духоте да в мухоте! А здесь и ветерок обдувает, и холодок в
тени от телеги - благодать!
Эта травка цветет и обновляется все лето, но цветет она такими мелкими
белыми цветочками, что их не разглядишь, и поэтому, когда посмотришь вдоль
села, ровная яркая зелень ласкает глаз.
Наступал день, когда перед каждым домом на яркую зелень мелкой плотной
травки сваливали с телеги большие вороха золотой, душистой соломы,
привозимой от молотильного сарая. То ли радостное волнение взрослых
передавалось нам (ведь первая свежая солома - это значит первый обмолоченный
сноп, первый хлеб нового урожая), то ли само по себе это было для нас