"В.А.Солоухин. Владимирские проселки (Лирическая повесть) " - читать интересную книгу автора

вроде того, что "здесь будет город заложен", или ходили туда с иконами да
молебнами, - так или иначе, летописец (тогдашний корреспондент) получил
возможность записать у себя в блокноте: "Юрий Долгорукий в свое имя град
Юрий заложи, нарицаемый Польский, и церковь в нем каменну созда во имя
святого Георгия".
Покняжили в Юрьеве один за другим несколько князей, а потом он, как
выморочный, перешел к Москве.
Дмитрий Самозванец отдал Юрьев-Польский на прокормление касимовскому
царевичу Магомету Мурату. Царевич покормился так, что через четыре года в
Юрьеве было девять тягловых дворов, девяносто четыре места пустых и
одиннадцать хором без жильцов.
Чуть позже говорилось о прилегающих к городу местах: "И та-де вотчина
пуста, а запустела-де от морового поветрия и от хлебного недороду... и в
книгах та его (князя Нагого) вотчина за ним написана впусте, живого в ней
нет".
В конце XIX века Россия, как известно, вступила на путь
капиталистического развития. Не остался в стороне и град Юрьев. Мужик
Ксенофонт из села Волтовитинова начал выделывать плуги. Он сам пробовал их
на земле, постоянно совершенствовал, и плуги его в свое время славились.
Вот до каких пределов развилась индустрия в Юрьеве-Польском: на заводе
Ксенофонта было два сверлильных станка, один фуганочный, один болторезный,
пять кузнечных горнов да одно наждачное точило.
После революции завод стал называться "Красный пахарь".
Более успешно развивалась легкая промышленность, а именно ткацкое и
красильное дело. На этих фабриках мы еще увидим много интересного.
Текла красавица Колокша, проплывали над Юрьевом облака, уходило время.
Одни дома разваливались, другие строились, но было в городе нечто, что
стояло себе да стояло в таком виде, как было поставлено мастерами Юрия: "И
церковь в нем каменну созда во имя святого Георгия".
Теперь, бродя по Юрьеву, мы среди многих церквей и колоколен старались
отыскать этот собор.
Может быть, вон та высокая колокольня, что поднимается, как каланча,
господствуя над городом и над его окрестностями? Или, может быть, вот то
красивое кирпичное сооружение причудливых архитектурных форм? Не тот же это
в конце концов белокаменный кубик, положенный на зеленую траву и увенчанный
луковкой с крестом на ней?
Но чем ближе мы подходили к "кубику", чем больше мы в него
всматривались, тем яснее становилось для нас: "Да, наверно, это и есть тот
собор". Строгость линий, отсутствие каких бы то ни было завитушек и
финтифлюшек, создающих ложную красоту, и, наконец, тонкая каменная резьба по
наружным стенам говорили о неиспорченных вкусах зодчих XII века.
В свое время собор резко выделялся сверкающей белизной среди черной
коросты деревянных хибарок и частоколов.
Обстроенный со всех сторон пышными и громоздкими церквами, он все равно
выделяется и теперь, но уже своей простотой и скромностью. Может быть, даже
более выделяется, чем тогда при деревянных хибарках.
В горсти ярких морских камней не сразу заметишь маленькую скромную
жемчужину, но чем больше будешь приглядываться к ней, сравнивая с дешевой
нарядностью окружения, тем лучше поймешь, почему жемчуг есть жемчуг!
Мнения многих ученых сходятся на том, что этот собор если и не