"В.А.Солоухин. Владимирские проселки (Лирическая повесть) " - читать интересную книгу автора

там +2,65°, что от Владимира до Весок 72 версты, а от Юрьева-Польского -
12,5, от торгового села Симы 7 и, наконец, от Москвы 170 верст.
От нечего делать помещик Владимир Васильевич Калачев решил описать свои
владения. Чего-чего тут не было! И сколько в сельце мужиков, и сколько
женского населения, и сколько сенокоса по рекам да оврагам, и сколько
сенокоса в кустарнике, и сколько дровяного леса береженого и сколько
дровяного запущенного, и сколько выхухолей и карасей в четырех прудах. Тут
был и урожай разных культур: ржи, овса, гречихи, чечевицы, ячменя, гороха,
конопли; и численность коров и лошадей; и цены на все товары; и размеры
оброков и податей.
Говорилось также и про одежду крестьян. Например, у мужиков:
"полушубок, у более зажиточных дубленый, кафтан из сукна, в праздник -
плисовые шаровары, в будни - портки из пестряди, сапоги или лапти. Щеголи
носят картузы, степенные мужики - поярковые шляпы с узкими полями.
Бабы носят сарафан, платок, под которым по праздникам бумажный колпак,
шерстяные чулки и коты".
Сообщалось также, что крестьяне в Весках "кротки и трудолюбивы, в
разговорах вежливы, говорят владимирским наречием... от лихоманки берут
медный пятак или две копейки серебром, накаливают докрасна и бросают в
стакан с вином, который весь выпивают зараз. Часто от одного приема
прекращается. В простудах парятся в печи и натираются липовым маслом. От
поноса отваривают алтейный корень... Свадьбы справляют по полюбовному
согласию и разрешению помещика... Телят до шести недель держат в избах... а
живут с белыми трубами и освещаются лучиной... Посреди деревни - столб с
колоколом".
Понятно, что, зайдя в Вески, первым делом поискали мы глазами этот
столб: не уцелел ли с тех пор? Но столба с колоколом не было.
У двух женщин-молодаек, чернявых, бойких на язык, шедших с поля, мы
спросили, в этих ли Весках был некогда барином помещик Калачев? На что
молодайки отвечали, что был когда-то барин (вон в тех кустах его дом стоял),
но Калачев ли он был, не знают. Значит, "кроткие, трудолюбивые крестьяне"
давно забыли своего "благодетеля".
У одной из этих женщин мы купили молока, такого густого и холодного,
что еще за весь поход не встречалось лучшего. Женщины нам сказали, что в
правлении теперь никого нет - все в поле. На самом же деле в одной из комнат
я нашел молодого парня, разбирающего за столом бумаги. Парень не брился
несколько дней, и теперь на подбородке и над верхней губой у него выросли
длинные, редкие волосики. Он, не поднимая глаз от бумаг, протянул мне руку,
предложил сесть, и так друг против друга мы сидели некоторое время.
Потом парень кончил читать бумаги, откинулся на спинку стула и
представился здешним агрономом. Звали его Александром Михайловичем
Дьячковым.
Я долго не мог объяснить цель своего прихода. Начал издалека - о
Ленинской библиотеке, о помещике Калачеве, о его книжке. И вот, мол,
потянуло зайти посмотреть. Как-никак прошло сто лет.
Александр Михайлович все очень хорошо понял, обрадовался,
заинтересовался, бросил свои бумаги.
- Так-так. Значит, освещались лучиной? Здорово! И свадьбы с разрешения
помещика? Ну а оброк каков?
Копаясь в записях, я стал отыскивать нужное: "Оброк пятнадцать рублей