"В.А.Солоухин. Владимирские проселки (Лирическая повесть) " - читать интересную книгу автора

наткнулся на крохотный кружочек, около которого написанное мельчайшими
буковками вдруг зацвело, заиграло, запереливалось красками выплывшее из
глубин души, из потаенных уголков памяти, из давней детской мечты короткое
словечко - Бусино.
В Ратислове полдня мы лежали под ветлой на берегу пруда. Прудов в этом
селе было множество. Расположенные двумя параллельными рядами, они были бы
очень красивы, а также давали бы много рыбы, если бы не заросли камышом и
ряской, если бы не заплывали илом, если бы не уменьшались и не пропадали.
Ряска лежала таким плотным слоем, что брошенный камень не оставлял следа. От
берегов наступал на раздолье пруда камыш. Можно было предположить, что
стройное зеленое войско его вскоре оккупирует всю территорию пруда,
соединившись с теми собратьями, что наступают со стороны острова,
поднявшегося над зеленью ряски, подобно могучему зеленому взрыву.
Трое бродяг, разумеется, привлекли внимание ратисловцев, к тому же
отпускаемая Серегой борода достигла той степени выразительности, когда
хозяина ее можно было легко принять за уголовника. К пруду собирались
зеваки.
Председатель согласился, что пруды не плохо было бы почистить, но
колхоз только-только начал набирать силу, и пока ему не до прудов. Кроме
того, нужен экскаватор, а в районе ни одного экскаватора нет.
- Они все где-то там, в пустынях копаются, - с горечью сказал
председатель, - а у нас здесь, в средней полосе, такие пруды погибают.
Готовые, нашими предками вырытые, только почистить да в порядок привести.
Прудов у нас в селе около четырех гектаров. Знаете ли вы, сколько карпа
можно развести на такой площади?
- Мы-то знаем, а знаете ли вы, председатель колхоза?
- Я тоже знаю, но что делать, если в целом районе нет ни одного
захудалого экскаваторишка. Мало внимания уделяется нашим центральным землям.
Мы спросили, где можно искупаться.
- В том порядке один пруд еще сохранился. Видно, уж очень глубок был.
Банным зовется. В прогон залогами как раз проберетесь.
А еще мы попросили у председателя лошадь, потому что спутница наша
иногда уставала раньше, чем наступал вечер.
Шустрый паренек-подросток, получив наряд, долго отнекивался, и так, что
не помогали ни угрозы, ни мирные увещевания. Дело зависело от того, кому
надоест раньше - председателю просить, пареньку отказываться или нам слушать
их перебранку. В ту минуту, когда мы хотели махнуть рукой, пареньку надоело,
и гнедая тощая лошаденка, запряженная в телегу, начала лениво перебирать
ногами, загребая дорожную пыль.
Мы с Серегой шли рядом с телегой, а Роза, паренек и наши мешки ехали.
То и дело лошадь останавливалась. Паренек делал вид, что понукает ее, потом
так, чтобы мы слышали, говорил про себя: "До того леска доедем, дальше не
повезу, совсем не идет лошадь". Однако у леска повернуть он не осмеливался и
повторял сцену с вариациями: "Поле переедем, дальше не повезу". Так он
откладывал три раза и наконец решился.
Нам и самим было неловко, что, может быть, действительно гоняем зазря
такую усталую лошадь. Однако паренек, как только отъехал от нас шагов на
тридцать, раскрутил над головой вожжи и, пока было видно (а было видно
километра на два), гнал лошадь то вскачь, то рысью.
К концу дня вместе со стадом коров в прозрачно-золотистом облаке пыли,